Страсти Израиля

 Но ведь были и другие, были герои, был де Голль, именем которого ныне названы площади и главные аэродромы. Да, был де Голль. Заглянем опять в газетный архив. Что же делал герой де Голль и его деголлевские французы в дни гитлеровского триумфа, когда судьба Москвы висела на волоске, не говоря уже о судьбе еврейского населения, которое отправлялось в Бабий Яр и прочие могильные ямы? Франция, признанная в 1945 году среди четырех держав-победительниц? Что делали французские эсминцы класса “Шевалье-Поль”? Кого бомбили французские бомбардировщики? “Французские войска продолжают наступление в районе Бейрута. Французские войска установили на побережье артиллерийские батареи, и английские военные корабли вынуждены держаться на почтительном расстоянии от берега”. Оказывается французская артиллерия угрожала не немецким, а английским войскам. “Днем 22 июня (дата нападения Гитлера на Советский Союз) французские самолеты продолжали совершать разведывательные полеты и бомбардировки. Иерусалимское радио передало официальное сообщение, что на улицах и в домах города Марджаюн происходят ожесточенные рукопашные схватки между австралийскими и французскими войсками.” Знакомые географические наименования, часто встречающиеся и в нынешних сообщениях французского радио и всей остальной прессы. На чьей стороне ныне воюют французы, по крайней мере идеологически, — это несколько позже. На чьей стороне воевали французы тогда, в 1941 году? На чьей стороне так ожесточенно, вплоть до рукопашных схваток воевала Франция тяжким летом 1941 года? “Главнокомандующий французскими войсками в Сирии генерал Денц”. Генерал Денц? А где же де Голль? “Английские, индийские и деголлевские войска (так их называли тогда, не французские, а деголлевские) продолжали наступление местного значения и захватили несколько сел. Войска де Голля встречают сильное сопротивление со стороны численно превосходящих французских войск”. Странное сочетание — де Голль встречает сопротивление французских войск. Оказывается, Франция воевала по обе стороны. Причем в победное для Гитлера время с численным превосходством воевала на гитлеровской стороне, так что участие деголлевцев на антигитлеровской стороне было чисто символическим. Кто бы ни победил — Франция среди победителей! Конечно, не дай бог, гитлеровский выигрыш войны, и Пляс Этуаль - Площадь Звезды с расположенной на ней Триумфальной аркой была бы переименована не в Площадь де Голля, а в Площадь Денца. Имя де Голля исчезло бы в архивном ничто, как ныне исчезло имя генерала Денца. У Брехта в “Галилее” сказано: “Несчастна та страна, которая нуждается в героях!” Но можно сказать: “Трижды несчастна страна, которая нуждается в фальшивых героях!” Собственно, в национальных супергероях всегда неизбежен налет фальши. Это сценический грим всяких политических гениев и пророков. С предтечей де Голля — Орлеанской девой тоже ведь неувязки. Франсуа-Мари Аруэ д’Арк, известный по кличке Вольтер, пытался этот грим с лица Жанны д’Арк снять. Но устоявшиеся исторические традиции, как и мученическая кончина Орлеанской девы, препятствуют чрезмерно желчной вольтеровской сатире торжествовать над историческими оппонентами. Такого препятствия нет в деголлевской торжественной водевильной концовке “а-ля Лабиш”[28]. Начав наступление местного значения в сирийском захолустье, де Голль штурмом взял Париж, до него освобожденный, и прошествовал по парижским улицам с важностью галльского петуха, о чем свидетельствует кинохроника. В годы холодной войны и железного занавеса С.В. Михалков написал в вольтеровском духе про де Голля водевильный стишок-куплет: “Давно ль, давно ль петух де Голль был перелетной птицей? Теперь де Голль играет роль и очень петушится. “Кукареку! Марш на Москву! Чего он хочет, кочет? Свою страну втянуть в войну, вот он о чем хлопочет”. С.В. Михалков писал по другую сторону железного занавеса, также с идеологическими преувеличениями, но деголлевский характер воинственного петуха он уловил точно, хотя и с сатирическим перегибом. Однако Нина Берберова в своей книге “Железная женщина” приводит мнение антифашистов тех лет, которые вполне серьезно без всякой сатирической заостренности считали самого де Голля полуфашистом. На антигитлеровской стороне он оказался не по идеологическим, а по националистическим разногласиям. В каком-то смысле его недовольство Мюллерами напоминает недовольство тех, кто возмущается немецкими чемоданами, опустошающими магазины Парижа, немецкими ртами, поглощающими всю французскую рыбу, всю французскую требуху, все французские пироги и пьющими французский коньяк на глазах у жаждущих французов. Воинственности, той самой, которая появилась у де Голля в годы холодной войны, о которой писал Михалков, ему очень не хватало в годы горячей антигитлеровской войны. Один из советских генералов так и сказал о французах, опоздавших на подписание акта капитуляции: “Они и сюда опоздали.” Тем не менее, как Австрия оказалась среди жертв гитлеризма, невзирая на ее эсесовщину, так Франция ухитрилась оказаться среди держав-победительниц, несмотря на массовый коллаборационизм и, более того, несмотря на французскую артиллерию, авиацию и флот, воевавшие на стороне Гитлера. Сербы внесли больший вклад в победу. Черчилль, который, как явствует из книги Берберовой, также относился к де Голлю, мягко говоря, с не доверием, тем не менее настоял на привлечении Франции к пиру победителей. Оно и понятно из соображений циничной политики, в которой Черчилль был виртуоз. Чтоб на пиру победителей пирог поверженной Германии делить не на три, а на четыре куска. Но после победы над Гитлером де Голль, названный героем национального сопротивления, создал, по сути, коллаборационистское правительство с вишистскими деятелями, не с высшими, такими как Петен и Лаваль (тех судили), но со средним звеном. Не с Петеном, а с Паленом, занимавшимся в правительстве Виши депортацией евреев, которого много десятилетий спустя начали преследовать, судить и даже недоумевать, как он оказался в правительственных кругах послевоенной Франции. Что тут недоумевать? Посмотрите газеты тех лет, спросите у последователей де Голля, как он оказался и кто его пригласил. Да он ли один? Он и ему подобные, которые отправляли эшелоны с евреями в лагеря смерти и участвовали вместе с эсесовцами в облавах на сопротивляющихся. Не то французское большинство сопротивляющихся, которые были недовольны отсутствием в магазинах требухи, а то незначительное меньшинство, которое все-таки сопротивлялось с оружием в руках. Таких было немного, и некоторые даже погибли. С уцелевшими из этих немногих, условно сопротивлявшихся, де Голль в коалицию не вступал. Среди них было много идеологических противников-коммунистов, даже евреев. Правда, привлек в правительство Мальро министром культуры, чем очаровал и примирил с Францией Илью Эренбурга. Мальро играл при де Голле ту же роль, как Д’Анунцио, хороший, кстати, итальянский писатель, при Муссолини. Не знаю, был ли Д’Анунцио министром, но роль схожа. Так же, на мой взгляд, схожи политически де Голль с самим Муссолини. Не с Гитлером, но с Муссолини схож. Разница лишь в том, что Муссолини был социалистом, а де Голль — консерватор, что вполне в духе консервативного офицерства времен дела Дрейфуса. Не был де Голль чужд и юдофобству, превосходя в этом, на мой взгляд, даже самого Муссолини, который, несмотря на свой фашизм, пристрастием к юдофобству не отличался. Конечно, в духе “истинного француза”, того француза, который по телевизору, весело скалясь и попивая бордо, сказал, что отправка еврейских детей в концлагеря была неплохим делом, де Голль не высказывался. Так де Голль не высказывался, но расхожие формулировки, типа: “евреи виноваты”, во время студенческих завихрений 68-го года и прочих подобных дел он использовал. Разумеется, были у него полезные евреи, у кого их нет. Даже у гестапо были полезные евреи, правда немного, которые узнавали бесполезных евреев на немецких улицах, чем помогали отправлять этих бесполезных в лагеря смерти. Позднее, по разным причинам разругавшись с Францией, которая, по мнению де Голля недостаточно его оценила, де Голль удалился в свое небольшое имение. Я помню это выражение “небольшое имение”. Наверное, в этом небольшом имении была небольшая библиотека. Вряд ли де Голль был слишком большим книголюбом: Вольтер, “Ахтунг, панцерн” (“Внимание, танки”) гитлеровского фельдмаршала Гудериана, книги Мальро с авторскими надписями и неразрезанными страницами. Но я предполагаю, что среди этих книг, если порыться, можно найти книгу Э. Дрюмора “Les juifs fransçais” (“Французские евреи”), впервые изданную в 1886 году. С тех пор она много раз переиздавалась. Либеральный и политический футурист конца прошлого 19-го века предсказывал, что антисемитизм теряет почву под ногами по мере роста капитализма и способствующего ему социалистического движения, особенно во Франции, где он был будто бы искусственно развязан клерикально-монархическими кругами, а теперь, после дела Дрейфуса 1899 года, теряет почву под ногами, также приходя в упадок как движение политическое. Не буду говорить о духовной почве антисемитизма, которая имеет лишь отчасти оттенок ксенофобии, ибо ксенофобия без иностранцев не существует, а антисемитизм очень даже существует. Скажу о социальной почве, которая в стране мелкой буржуазии, какой была Франция, для антисемитизма очень плодотворна. Еврейская община Франции издавна значительна. Но враждебность к ней связана не столько с обычной ксенофобией, сколько с мифом, не имеющим к реальности никакого отношения, и по-французски впервые изложенным Э. Дрюмором в 1886 году. Дрюмор Эдуард Адольф (второе имя неплохо звучит!) был, кстати, не только журналистом, но и театральным критиком, подвизаясь в разных газетах и журналах. Одно время даже работал у еврея Вантиро Перейре в “Либертэ”, прежде чем основал свой орган “Либрэ Пароль” (“Свободное слово”). Так что не впервые евреям выращивать змею на своей груди. Хотя это очевидно содержится в мазохистской еврейской ментальности. Конечно, как вообще в подобных произведениях и печатных органах, аргументы подменялись развязным пафосом, но без развязного пасквильного пафоса, без воодушевления и подъема в речах и писаниях антисемитская литература, антисемитская печать, прошлая и нынешняя, явная и прикрытая либерализмом, вообще невозможна. Как правило, она адресована массе, толпе, а еще Голсуорси словами одного из своих персонажей говорит: “Никаких фактов! Народу нужен только пафос!” Французы, французская толпа особенно падки на пафос, как мухи на мед, если вспомнить французскую историю, особенно так называемые “Свобода, Равенство, Братство” и т.д. Тут следует, однако, обратить внимание на один момент. Как правило, ксенофобия и лишь отчасти связанная с ней юдофобия исходят от местного, туземного, так называемого коренного населения. Так было во Франции времен Дрюмора и дела Дрейфуса. Не было такого, чтобы юдофобия главным образом исходила от приезжих, от некоренных, которые сами могут стать и становятся объектом ксенофобии. Но именно это ныне происходит в современной Франции, возглавляемой неоголлистским президентом Жаком Шираком, последователем де Голля. Я имею в виду так называемую арабскую общину Франции. Это прежде было невозможно, это, может быть, даже самому Дрюмору не понравилось бы, чтобы иностранцы взяли в свои руки законное, по его мнению, право на французский антисемитизм. Впрочем, это не впервой. Ведь при немецкой национал-социалистической оккупации немцы взяли это право в свои руки, а французы с ними как бы коллаборировали. А ныне, при второй национал-исламистской арабской оккупации, дело юдофобства взяли в свои руки арабы, национал-исламисты. И опять французы в значительной своей части с ними коллаборируют. Я не оговорился, я считаю нынешнюю Францию опять оккупированной. Со своей, конечно, спецификой. И нынешний Петен называется Жак Ширак.