Страсти по Фоме - книга 2

— Да, в общем-то, никакой, Мэечка, но только существует еще один язык — великий и могучий, и в нем эти имена приобретают архетипические, народные смыслы…

Как объяснить, что его народ, несмотря на самый высокий уровень чтения в метро, использует имя Джулио, когда хочет назвать тебя мошенником и жуликом, а имя Хулио — и вовсе, как оскорбление? После которого, кстати, слова уже не нужны, только решительные действия!

— В общем, все зависит от того, как я отношусь к нему, — закруглил Фома. — А это, в свою очередь, зависит от того, как ведет себя он.

— Сейчас вы относитесь к нему уже по-английски, не как на свадьбе?

— Это он поступает со мной по-английски, — вздохнул Фома. — Не прощаясь. Джентльмен!..

После того, как всекаросские похороны графа скандально закончились сорванной свадьбой, жизнь во дворце пошла обычным чередом. Стали готовиться к банкету уже по поводу его победы и воскрешения.

— Удивительная страна, Доктор! — восхищался Фома. — Здесь обед вместо конституции!

Глухо поговаривали о войне, о необходимости блестящего похода, так как недавнее посольство Гимайи долгожданного перемирия не принесло. Глухо, потому что король, после визита послов, еще не объявил своего решения, а без него, его разрешения, воевать не решались даже на словах. Необходимость же именно блестящего похода объяснялась еще проще: иных походов армия Кароссы и не совершала, не умела. Но банкет — дело святое, о чем и говорил Фома, его даже король не в силах отменить, тем более, что есть все равно приходится каждый день…

Немного не знали, что делать с Фомой, как с ним быть, после пятикратного погребения. Потом решили просто забыть об этом явочным порядком, по умолчанию — не такое, мол, забывали! Но простой народ по умолчанию жить не хотел и до сих пор собирался в очередь у ворот, молчаливо и угрюмо требуя чуда, так как есть все равно было нечего. И все, главное, с ведрами — зачем?! — громыхание их не давало спать двору с первой звезды.

Откуда-то узнали, что во время захоронения у графа выпала изо рта монетка (насчет «выпадания» у Фомы было иное мнение, у него до сих пор оставалось ощущение, что во рту шевелятся чьи-то жадные пальцы); так вот, выпала монетка и её подобрал кладбищенский сторож, старик, отъедавшийся на могиле Фомы: банкеты и поминки продолжались и на погосте. Дряхлый старик, которого даже военные врачи признавали никуда не годным, бегал теперь вокруг могил, как десантник на серпантине, борода потемнела и стала лосниться, как у боевика, и сам он собирался жениться, да запутался в выборе. А его сын, лежавший немой колодой с самого рождения, встал и заговорил, да так забористо, что хоть святых выноси!

Враки, конечно, но народ ломился в полном томлении, гремя ведрами…

К тому же, мэтр Иелохим, опустившийся и обнищавший ловец кругов, память которого давно стала притчей во языцех, вдруг разбогател и вспомнил всех, кто был ему должен, хотя таких было неизмеримо меньше, чем тех, кому был должен он сам. Но старик еще не настолько поправился, чтобы раздавать долги. Изменился и мальчишка, его помощник. Из паршивого заброшенного сироты он превратился в довольно пригожего отрока, почти жениха, румянец которого, на появившихся щеках, вызывающе алел на фоне всеобщей голодной бледности.

И все это за несколько дней! Поразительно!..

По городу с осанной носили неизвестно откуда взявшиеся боевой лук и бумеранг, которые вдруг распрямились, после случайного прикосновения к ним графа Иеломойского. Вот так вот взяли и распрямились, с нами круглая сила! После этого все сомнения отпали, как язвы с кладбищенского сторожа. Вспомнили и о голове главаря разбойников Джофраила — он заставил ее говорить! Голову! Покойника! Отрезанную! Нужны ли еще доказательства?..

Нам — нет, мрачно переминался у ворот народ. Администрация же молчала, воодушевляемая собственной растерянностью.

А по всей Кароссе, как назло, пронеслась волна чудесных исцелений. Кто хоть раз прикоснулся, или хотя бы просто видел странствующего рыцаря вблизи и дышал с ним одним воздухом, вдруг почувствовали себя если не лучше, то во всяком случае иначе. Странный и неведомый смысл проявился вдруг в обыденных вещах — в жизни, например, она стала дорога без видимых на то причин, люди захотели жить, что, в общем-то, входило в сильное противоречие с действительностью.

Массовый психоз, отмахивались чиновники, но были и другие, не менее чудные и странные примеры. У Томаса трактирщика дела пошли в гору ни с того, ни с сего, а скрипач слегка прозрел на один глаз, что тщательно скрывал от публики, потому что слепой он мог скрипеть как угодно, что возьмешь с убогого?.. Разве не чудо? Какой такой психоз?

О Мэе уже никто не говорил, она расцвела просто ошеломляюще, и тут уж никаких сомнений не было — граф Иеломойский что-то с ней сделал! И все знали, что… и хотели того же. Ну, если нельзя того же, то хотя бы общего благословения. Да хоть бы вышел и осенил круговым знамением всю очередь, а то и весь город, сразу бы легче стало, ей-богу!..