Они прошли в кабинет Ефима. Он распорядился насчет кофе.
— Или вам чай? — спросил он, внимательно посмотрев на нее.
— Все равно, — отмахнулась она, продолжая пребывать в каком-то странном состоянии. — Кофе хорошо.
«Как я могла?.. Нет, я должна была это увидеть. Сама. Хотела увидеть?..»
— Увидела, — прошептала она.
— Что?..
Ефим повернулся от стола, на котором колдовал с сервировкой, к её креслу и внимательно посмотрел на нее.
— Я же вам говорил, — укоряюще произнес он, не дождавшись ответа и продолжая её расматривать. — Мне все-таки интересно: вы сами нашли книгу?
— Он мне сказал, возьми книгу в тумбочке… Нет, что я говорю? — очнулась Мария. — Он ничего не говорил, но… я взяла пакет, кажется, чтобы выложить мандарины… мне показалось, что он… что ему…
Она мучительно подбирала слова. Ефим тихонечко, едва ли не на цыпочках, подал ей кофе, пепельницу, поставил перед ней молочник.
— Вам показалось, что он с вами разговаривает? — спросил он, и успокаивающе улыбнулся. — Обычное чувство вины здорового человека перед больным. Это вам показалось, да?
— Да… — Мария испытала огромное облегчение от одного этого выдоха, каким тяжелым грузом, оказывается, лежало это на ней!
— Не волнуйтесь, это кажется многим. Вы принесли его экзерсисы?.. Это мило, — переменил тему Ефим, показав на листок, который она продолжала держать в руках с того момента, как вынула его из сумочки, и снова заглянул ей в глаза. — А что вам показалось он сказал?
— Вы собираетесь пользовать меня?
— Да нет! — рассмеялся Ефим. — Просто иногда…
Он встал и прошелся по кабинету, поправляя на ходу книги, статуэтку.
— Начистоту? — вдруг резко повернулся он к ней. — Мне кажется вы чего-то не договариваете.
— Нет! — теперь уже рассмеялась она, с горьковатым привкусом отлично приготовленного кофе. — Просто — все, с этим покончено. Я больше не приду.
Ефим сделал протестующее движение навстречу.
— И не пытайтесь меня сейчас уговаривать. Вы же сами были против. Не хочу балагана.
Мария ясно увидела Андрона в том виде, в каком она его оставила: с мокрым ртом и безумной ухмылкой. И это звериное раскачивание!.. Да, это единственно правильное решение. Нужно иметь силы признаться себе, что тут все слишком безнадежно. И не нужно страдать, нужно избавляться от этого дурацкого комплекса вины. Он ничего не чувствует. Тут Ефим прав. Так будет лучше. Всем. А этот разговор…
— И любой разговор поэтому становится бессмысленным, — закончила она.
— Нда, ну что ж? — пожал плечами Ефим. — Мне казалось, что мы…
— Перестаньте! — оборвала его Мария. — Я позволила этому зайти слишком далеко. Все. Даже слышать об этом не хочу.
Она с сожалением посмотрела на него и встала.
— Прощайте.
— Я все-таки позвоню вам, — сказал ей вслед Ефим. — Когда-а… если это будет ему необходимо.
— Как хотите, но… лучше не надо.
Я не декабристка, думала Мария, возвращаясь анфиладой лип. Какой затасканный образ!.. Но другого-то нет. Или есть?.. Вера Слоним? Леди Гамильтон? Надежда Мандельштам?.. Все не то. Что-то было… Электра? Антигона?.. И ей действительно казалось, что она его похоронила.
Весело пели птицы, солнце уже не было таким безжалостным на исходе дневной эклиптики, хрустел гравий. «Я хочу просто…» Она оборвала себя, как только что Ефима. Как глупо было бы сейчас перечислять то немногое, что сделало бы ее счастливой, и как невозможно, кощунственно это перечислять!.. Окно еще было видно. Видит он ее? Вряд ли.
«Прощай», сказала она, и ей почудилось, что она услышала эхо беспечальных дриад в сводах аллеи: прощай-прощай-прощай… и если навсегда, то навсегда прощай… Но это казалось издержками филологического образования.
ЧАСТЬ 3. Двойники
26. Тара-Кан. Первый день турнира — «Поле»
Переступив какой-то барьер внутри себя или наоборот дав захватить себя неведомой силе извне, Фома с легкостью необыкновенной переходил теперь из одного состояния в другое, на что собственно и указывал Ефим и Марии, и Ирине, и ему самому. Книга ли, которую он читал, записки ли Доктора, чей-то визит — все погружало его в пучину невероятных приключений и он скакал навстречу им, оседлав свою кровать, весь в пене боя.
Но Ефим твердо заявлял, что не теряет надежды. Метод погружения из одной реальности в другую и есть сущность его лечения, объяснял он Ирине, в её очередной визит. Прогулки по реальной Москве и фантазии Фомы скоро и неизбежно столкнутся и, конечно, не в пользу фантазий.
— Напора реалий не выдерживает ничто, даже мечта и вы, Ирина, это прекрасно знаете! — говорил он. — Я вывожу его в знакомые места: его бар, его дом, его работа, его молодость, наконец — это же все рядом, на одном клочке Москвы!.. Скоро его фантазии разлетятся в прах!
— А свадьба с Верой это тоже встреча с реалиями? — спросила Ирина.
Ефим на какое-то мгновение замер.