У вечного огня Вера прикурила, но сожгла при этом фату и обгорела, как Останкинская башня. Едва удалось объяснить наряду милиции, что это свадьба, а не политический демарш, и не покушение на имидж президента — обыкновенная преступная халатность, всегда любезная русскому сердцу. Две бутылки коньяка и шампанское помогли процессу взаимопонимания…
Потом Вера увидела Жириновского, выходящего из Думы и захотела дать ему от всех женщин России…
Затем были Воробьевы горы, где они угощали шампанским всех желающих. Таких на Воробьевых горах оказалось больше, чем воробьев. Вера устроила соревнование «шампань-бумм»: кто попадает пробкой в обручальные кольца на машине, получает ударный поцелуй невесты. Машина аж зазвенела под градом пробок, поскольку Вера, даже облитая шампанским и с траурной каймой обгоревшей фаты, была обольстительна, как незнакомки символистов.
Фома прятался в машине, прихлебывая коньяк, пробки звонко били по стеклу и кабине, а водитель, до этого смеявшийся вместе с ними по разным поводам, неодобрительно крякал, боясь, что машину разнесут к чертовой матери. Все-таки свадьба, ворчал он, нельзя же превращать ее в черт знает что, вон уже весь капот залит шампанским да и сами молодые — с ног до головы! Некрасиво!.. Фома честно предупредил его, что с ним, водителем, еще не такое будет.
— То есть? — угрожающе поинтересовался тот.
— А вот то и есть, что тебя будут есть, — невразумительно ответил Фома. — Беги, пока не поздно!
— Ага! — догадался водитель. — Как время к расчету, так беги? Между прочим, твой приятель обещал мне полторы штуки или пятихатку в час. Догадайся, что я выбрал?..
— В любом случае ты выбрал не то, что надо. Я бы тебе и больше дал, — сказал Фома, — да у меня нет.
— Ну так и молчи тогда, — веско сказал водитель. — Потому что у дружка твоего они есть и он не жмот. Не жмот ведь, а?
Он повернул круглое, изрытое, как простокваша, лицо к Фоме, и пронзил острым взглядом водянистых глаз.
— Не… людоед, — успокоил его Фома.
— А ты и впрямь не в себе, — отвернулся водитель, и еще раз внимательно посмотрел на него в зеркало заднего вида. Фома приветливо помахал ему бутылкой, потом вышел из машины и прекратил соревнование огнетушителей метким выстрелом от бедра.
— Андроша, я тебя обожаю! — раскрыла Вера свои объятья и губы…
Потом был банкет в каком-то очень закрытом клубе и он, в отличие от скромно нервной регистрации, прошел с грандиозным размахом, как мечтала Вера. Ефим, во исполнение ее пожеланий, устроил тайную химическую свадьбу на этно-эпической основе — помесь сабантуя, бразильского фестиваля и нацистского факельного шествия, в стиле незабвенной Лени Рифеншталь. Была даже выбрана королева самбы Ева Браун. Ею, естественно, стала Вера, уже в новом вечернем наряде, так же, впрочем, как и королевой танго и танца семи занавесок (Фома был одной из них).
Из стройных штурмовых колонн гостей, что подходили с поздравлениями и дарами, он никого не узнавал, но гости на это не обижались, игриво намекая Вере, что это, вероятно, действие ее умопомрачительной красоты. Завершилась торжественная, она же — концертно-танцевальная, часть поздравлениями от мэрии и администрации президента. Принимал поздравления почему-то Ефим и никого это не удивляло, все знали, что Вера его бывшая жена и многие тосты звучали в том смысле, что земля, мол, круглая, а корень квадратный.
Потом принесли торт, огромный, как первая ступень ракеты носителя, на самом верху которого находилась сделанная из безе аллегория Купидона, дующего в раковину, у купидона было лицо Доктора. Кремовая надпись гласила: «Добрая свадьба неделю празднуется!»
Когда бросились разрезать торт, Доктор открыл глаза… визг, крики, туш!.. Шутка удалась, Доктора унесли, хотя многие хотели его облизать, но до хэппенинга дело не дошло, обошлись перфомансом.
Скандалов гости, как ни странно, не устраивали, хотя, судя по виду многих из них, могли бы и, главное, хорошо умели. Но, поскольку, Ефим вел себя как обычно, то есть сам был, как скандал, предлагая рискованные тосты и жесты в адрес молодых, а также высоких гостей и далекого правительства, референты которого, впрочем, были тут же, рядом, то гости были развлечены и так. Всегда приятнее наблюдать скандал, нежели в нем участвовать.
Фоме было скучно накачиваться шампанским, за исключением эпизода с Доктором и танца семи покрывал, но исполнявшегося уже профессионалками. Скучно до тех пор, пока Вера не сжалилась над ним и не высыпала в его бокал немного порошка из своей пудреницы. Потом, подумав, она сыпанула туда еще, от чего мир стремительно раздвинулся сердечным скачком и так же стремительно сдвинулся — Вера! Без надежды, без любви, только огромная змея, клубящаяся в животе. Вера висела у него на плече и сообщала новости, от которых он горел адским пламенем.
— Сначала мы запряжем Дилижанс, — горячо и сладко шептала она. — Потом ты пробьешь Тоннель под Монбланом и проложишь Дорогу в Якутию… сохой…
Фому распирало, он и не знал, что география, в соединении с дорожным строительством и земледелием, так эротична.