Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня

Возвращаясь к заявленному названию главки тут можно порефлексировать на предмет того, что для разных русских людей существует свой образ и идеал России, о каком они тоскуют. Для одних, и их сейчас явное меньшинство, это та самая дореволюционная императорская Россия, какая была величественным образованием совершенно неподражаемого вида и толка, и если бы не большевистский переворот, то сегодня на земле был бы единственный гегемон – Россия, и он, конечно, вел бы себя не так, как США. Я писал в своих книгах, что в этом случае Европа и мир избежали бы мировых войн, так как доминирование России строилось на принципах, о которых грезил и писал Достоевский – на идеале жизни Христа, на общечеловеческих моральных ценностях.

Для других – и их явное большинство – Россия, которую страшно жалко, это советская империя, какая представляет из себя странный утопический проект, в котором было намешано всего понемногу – и христианской моралистики, и социального равенства, и национального возрождения народов в культурном смысле. Много было хорошего и фантастического в этом проекте, единственно, он, опять-таки, разбился от столкновения с антропологическими проблемами развития общества (уже советского). И если ей, этой новой русской империи, удалось создать самое образованное и культурное сообщество людей в истории человечества, и породить новый класс людей – советскую интеллигенцию, причем он был массовым в количественном отношении, то советская антропология, развитие человека сломались на правящей элите, на бюрократии, на вырождении правящего класса партийцев и управленцев.

Эти вариации на тему, какую из исторических форм России нам жальче других, можно бесконечно продолжать, и даже в данной книге автор несколько раз будет к ним подходить, желая определить, каким образом и как именно возникает настоящая преемственность между различными этапами развития русского государства. Сразу отмечу, а для более внимательного читателя отправлю его к соответствующим главам книги «Запад и Россия», что я придерживаюсь представления о том, что никакого разрыва по основным линиям развития в России не происходило. Никуда не ушло из России православие, и сегодняшнее его развитие говорит об этом больше, чем что-либо еще, несмотря на активную атеистическую пропаганду в СССР. Не пропал русский коллективизм, предпочтение общих парадигм существования перед индивидуалистическими, не исчезла русская духовность, несмотря на то, что современные формы жизни активно вымывают из практики ежедневного существования все, что напоминает об идеале, мечтаниях, стремлении к лучшей внутренней экзистенции, поиске правды.

А как может быть иначе, если пока русский язык – и соответственно русская культура в ее еще неубитых воплощениях – содержит в себе все эти начала, на которые было указано выше. Говорящий и думающий на русском языке, даже не читавший ни Пушкина, ни Достоевского, ни Чехова продолжает жить в кругу понятий, какие несет в себе русский язык. И всякий русский человек, употребляющий, произносящий слова – душа, тоска, правда, истина, любовь, надежда, воля, совесть, честь, грех, вина, судьба, рок, жизнь, смерть, мир и Mip, грусть, веселье, терпение, дума, святость, неизбежно попадает в круг понятий и «жизне-мыслей», какие формируют особую и неповторимую «русскую картину мира» и заставляют относиться к жизни совсем по-иному, чем это происходит в другой культуре. Автор много занимался данной проблемой, и сегодня он ответственно может заявить, что человек, говорящий на русском языке, больше склонен к духовному поиску, к размышлениям внутри самого себя, он, так или иначе, повернут к общим вопросам идеальной, лучшей жизни, которую необходимо устроить для всех людей.

Поэтому-то так была страшна реальность новой жизни, какая подступила к большинству из них после разрушения Советского Союза и уничтожения привычного для них образа жизни, с набором всех тех ценностей и нравственных привычек, о которых шла речь выше.

Эти воспоминания автора о личных переживаниях, какие прорываются в данном повествовании, нужны для того, чтобы прояснить весь контекст развития ситуации в новом, капиталистическом обществе, какое заставляло индивида действовать совершенно по иным правилам, к каким он привык ранее и каких он до этого всю жизнь придерживался. Это была общая проблема для общества перенастраиваемой ментальности, сопротивления устоявшимся опытом и нравственными категориями, определившимися в «дореволюционное» время, новым требованиям в социальном поведении – безжалостным, предельно индивидуалистическим, заставляющим думать прежде всего о себе и в самой малой степени обращать внимание на других людей.