Читаем Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня полностью

Эти взгляды и настроения сопрягались с врожденным чувством большинства русских людей – от дворянства до крестьян – любви к своей родине. Такой симбиоз не мог не породить известной двойственности в образе мысли и в социальном поведении, прежде всего, образованного слоя русского общества, дворянства. Более того, на определенном этапе развития России тенденция социального критицизма стала выступать в качестве довлеющей для определенных классов общества. Я много анализировал этот феномен в своих книгах, обращая внимание на то, что наиболее революционизируемым стратом русского социума были так называемые разночинцы, выходцы из деклассированных, во многом маргинальных, слоев русского общества. Именно они, в итоге, стали тем самым горючим материалом, который удалось вначале воспламенить народовольцам, устроившим террористическую войну с собственным государством, а потом вовлечь в этот процесс и более широкие слои населения, какие сподобились на целый цикл революционных потрясений России в начале XX века.

Ментально это легко легло на вышеотмеченную двойственность национального характера, уверовавшего, что где-то, но не у нас, и порядка больше, и люди живут лучше, и «дороги есть», а здесь, у себя в отечестве одно сплошное безобразие. К тому же на это накладывалось архаическое чувство, так или иначе, подспудно объединявшее русское общество, что Россия – это богоизбранная страна, «третий Рим», что такого близкого Богу народа нет больше нигде на свете.

Для того, чтобы прочувствовать все эти противоречия, носящие во многом сказочный характер с точки зрения западного рационализма, достаточно обратиться не к трудам философов, социологов, историков того, да и нашего, времени, но к текстам русской литературы, которая объяснила все эти контрадикции лучше всякого Гегеля. Так и привык жить русский человек в тенетах этого раздвоенного отношения к своей родине, выбирая то или другое к ней отношение в зависимости от исторической ситуации.

Вот и Герцен, на которого я уже не раз ссылался в этой книге, представляет собой истинного русака – и любящего Запад и его ненавидящего, но зеркальным образом так же относящимся к России. В конце XIX века и в начале революционного двадцатого столетия такое отношение ярко было выражено у великого русского парадоксалиста Василия Розанова.

Русскому человеку всегда не хватало и не хватает до сих пор той самой пушкинской трезвости отношения к своей родине, какую мы обнаруживаем в его писаниях, дневниках, письмах и во всем его творчестве. Уже позже, другой русский трезвомыслящий писатель, Михаил Булгаков, заметит, что русский человек более всего страдает от «неуважения себя». Это наша родовая черта, какая не позволяет выверено и продуманно относиться к жизни России, ее истории. Это мешает и каждому из нас, русских мыслителей XXI века, четким образом позиционировать самих себя, свои труды, свою семейную жизнь, связанную с рождением и воспитанием детей и внуков, на фоне и, не отрывая себя, от жизни твоего государства. Слишком многое в нем тебе не нравится, хочется исправить, наладить должным образом – таков основной лейтмотив менталитета русского человека. А гордость за отчизну и почтение к национальным святыням он проявляет в основном по тем или иным датам. Такого рода психологическая парадоксальность выразилась в русской поговорке, совершенно не понимаемой западным сознанием, – «кого люблю – того и бью».

Понятно, что и русское государство не очень много делало в своей истории, чтобы пробуждать и воспитывать добрые чувства по отношению к самому себе в своих гражданах. Пренебрежительное отношение к частной человеческой жизни, восприятие индивида в первую очередь как винтика общей государственной машины и части социальных структур, весьма легкомысленное, если не сказать тверже – наплевательское отношение к бытовой, повседневной жизни каждого русского человека, – все это хорошо знакомо русскому человеку, независимо от того, в какой исторической эпохе ему довелось родиться и жить в России. Это обесценивание жизни отдельного человека, какое было присуще существованию русского государства на протяжении всей его истории, имеет два основных аспекта. С одной стороны, государство, так настроенное, куда легче посылает своих граждан на всякого рода войны, на «великие» и рабские по существу стройки, сравнимые с древнеегипетскими трудами по созданию пирамид, а с другой, и сам человек привыкает к такой парадигме своих отношений с государством. Оно, государство, всегда главнее, важнее, мощнее, чем отдельный, «маленький» человек – в ментальности русских людей. Соответственно выстраивается и «картина мира» в сопутствующей данным отношениям отдельного человека и государства, культуре.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука