— Что у вас за фамилия такая интересная?
И получил лекцию по матчасти.
Оказывается, в 20–30-е годы была очень распространена практика смены имен и фамилий. Об этом в обязательном порядке давалось объявление в газету «Вечерняя Москва».
Рассказывал Канунников:
— Как сейчас помню, было такое объявление: «Иван Говно меняет имя на Альфред».
Но по поводу своей фамилии умолчал…
Но не все артисты любят «Спартак». Например, культурная столица и ее кумир Шляпа, он же Боярский.
Май 2006 года, аэропорт Пулково. «Бибики», болельщики, исторически близкие клубу, после победы над «бомжами» 4:1, расслабляются пивком в ВИП-зале.
Завидев Боярского, начинают дружно скандировать:
— Шля-па — пи-да-рас! Шля-па — пи-да-рас!
Дело в том, что накануне он дал интервью, где назвал всех спартаковских болельщиков ублюдками и быдлом.
Самый одиозный из них, с немереным ебалом, истошно и срываясь на фальцет, кричит:
— Шляпа, бля, иди сюда!
Проявив недюжинную сноровку, Шляпа со скоростью Бена Джонсона убегает в персональный депутатский сортир и скрывается там…
Это мои друзья!!!
Круг в парке «Сокольники»
В дни бурной молодости любимое место тусовок и развлечения местной молодежи.
Пройтись по Кругу летом, а зимой покататься на коньках на Кругу считалось делом отличным и очень нужным.
Там гуляли с девчонками, знакомились, там же проходили лютые драки возле питейных заведений, которых было на Кругу очень много.
Впрочем, дрались и просто так.
Преображенка против Сокольников.
В хрущевках, недалеко от парка, проживало много моих друзей.
Один из них, Спикер, про которого я подробно рассказал в своей третьей книге «Мы — чемпионы!», тоже жил там. И грех отдельно не рассказать про его родителей.
Папа, дядя Витя, имел погонялово Запой, ну тут, думаю, объяснять ничего не надо.
Маму, тетю Нину, среди местной молодежи и тоже за глаза все называли Злобиха.
Была она злая, как дворовый бездомный пес Шарик, и постоянно орала, как подорванная, абсолютно на всех, по поводу или без оного.
Хотя, по правде сказать, поводов таких было более чем достаточно.
Однажды тетя Нина выдает еще не успевшему залить с утра харю дяде Вите тридцать копеек и посылает его в булочную за хлебом.
Было лето, и Запой, в майке-алкоголичке и трениках, свисающих на коленках надутыми пузырями, направляется в сторону булочной на улице Стромынка.
Дело было утром, часиков в десять.
Я и все мои друзья-оболтусы, в том числе и Спикер, сидели на лавочке возле подъезда, и наши котелки варили — где бы взять денег на портвейн и чебуреки.
Но денег не было.
Не было и Запоя.
Вернулся дядя Витя только под вечер, пьяный в жопу.
На истошный вопль Злобихи распахнулись окна окрестных хрущевок, все соседи с интересом ждали, что же будет дальше. Все замерли в предвкушении чего-то интересного, и не зря.
Прямо из открытого окна первого этажа доносится:
— Ты где был, скотина?!
— Мать… — мычит папа Спикера. — Ну что ты так кричишь? Пошел на Круг, выпил кружечку пивка.
Тут же практически падает, идти уже не может, ибо в говно. Мы со Спикером и друзьями дотаскиваем его домой. Хлеб он не принес, авоську потерял, а как нажрался на тридцать копеек, ну хуй его знает!
Спикеру это все привычно, и мы собираемся на танцевальную веранду, предварительно посетив так любимую нами «Чебуречную» на Кругу Сокольнического парка.
К вечеру нам удалось выиграть в карты пятерку, есть теперь и на портвейн, и на обжигающие, такие вкусные, с бульоном и хрустящей корочкой чебуреки.
К тому времени я уже крепко сдружился со Спикером, хоть он и был старше меня, да еще и второгодником, и хулиганом отчаянным.
Дело было так.
Десятый, выпускной класс. Мы почти что всем классом зимой, на каникулах, пошли кататься на коньках на Круг в парк. Спикер тоже с нами, хоть и успел уже отсидеть год на малолетке, да и школу бросил после седьмого класса.
Лед залит хорошо, катаемся весело, щеки у всех красные. Легкий морозец, и снежок чуть-чуть идет. Короче, все вроде бы отлично.
Темнеет рано, и ближе к вечеру нам навстречу выдвигается группа каких-то непонятных парней, явно старше нас. Мы уже сняли коньки и помогали девчонкам надеть сапожки.
— Эй, пацан! Дай закурить! — обращается самый здоровый к Спикеру.
Спикер, у которого в зубах бычок, нагло отвечает:
— Не курю, нога болит!
Визави молча бьет товарищу в нос. Кровь летит фонтаном.
Их много, и нас начинают банально и больно бить.
Все мои одноклассники дают по тапкам, девчонки визжат и тоже убегают.
Остались только я и Спикер.
— Ты, да я, да мы с тобой.
Не сказать, чтобы я был такой храбрец и драчун, просто не успел снять коньки и бежать было некуда.
Мы, как в кино, стали спиной к спине и пытались отбиваться.
Но нас хорошо отпиздили.
Потом кто-то вызвал ментов, я успел снять коньки, все разбежались по сторонам.
Пошли домой к другу, зализывать раны. Тетя Нина намазала нас йодом, а дядя Витя, в честь такого дела, налил по стакану беленькой.
Со Спикером мы дружили до самой моей эмиграции в Израиль, потом следы его затерялись, и я не знаю, как он прожил бандитские девяностые и пережил ли их вообще.
ЦК и «Спартак»