— Около детского приюта. Рядом с нашим домом был приют для сирот. Утром, по дороге на вокзал, мы с мамой отвели туда Федю. Расставание вышло тягостным. Я рыдала и рвалась назад к брату, а мать злилась и тащила меня за руку прочь.
— Просто оставила и ушла, ничего не сказав на прощание?
— Почему же? Предупредила, чтобы держал язык за зубами. Сказала, твой отец — враг народа, он расстрелян, и, если не хочешь оказаться в месте похуже приюта, молчи.
— Мальчик плакал?
— Нет. Он был взрослым не по годам. И потом, Федя никогда бы не стал плакать при маме. Они не ладили. Он просто стоял у ворот и смотрел нам вслед.
— Когда выросли, не возникало желание его разыскать?
— В молодости нет, а вот когда постарше стала, то да, действительно появилось. После смерти матери я ведь писала в тот приют и даже ответ получила. Отрицательный. Ребенок с фамилией Краснов в данное учреждение не поступал.
— Отчего умерла ваша мать?
— Спилась.
— Совесть мучила?
— Никогда. Это чувство было ей незнакомо. Она пила от жгучей обиды на судьбу, — холодно сказала Антонина Юрьевна и тут же сменила тему:
— Картину разыскиваете не для Софьи Августовны?
Я покачала головой:
— Нет. Заказчик совсем другой человек.
— Жаль, — вздохнула Антонина Юрьевна.
Я посмотрела на нее с интересом.
— Если бы картина вернулась к законной наследнице, можно было бы надеяться, что проклятие потеряет силу, — пояснила Антонина Юрьевна совершенно серьезным тоном.
— Это не она, — решительно объявила я и поднялась. — Мне пора. Спасибо за водку, и до свидания.
Антонина Юрьевна расхохоталась:
— Ну что за вопрос? Конечно! Картину не забудьте!
Я кивнула, подхватила картину и, не говоря ни слова, направилась к двери. Уже взялась за ручку, когда за спиной раздалось:
— Минуту.
Я замерла на месте, чувствуя, что леденеет затылок. Вот оно. Началось. Напрасно надеялась, что все обойдется.
— Примите от меня этот маленький сувенир. На память.
Глава 23
Я осторожно высунула нос из подъезда и прислушалась. Тишина. На улице ни души. Время близилось к рассвету, и городок мирно спал. Давно угомонились даже завзятые гуляки. До начала нового рабочего дня оставалось еще несколько часов, и граждане дружно досматривали последний перед подъемом сон. Подождав для порядка еще немного, я наконец решилась. Глубоко вздохнув, ужом скользнула в узкую щель приоткрытой двери и оказалась на улице. Еще шаг, и я уже была у кустов.
«Отлично, — похвалила я себя. — Здесь можешь остановиться и перевести дух».
Замерев в тени разросшейся сирени, я внимательно обшаривала округу взглядом. До калитки оставалось метров тридцать. Открытое пространство, все словно на ладони. За штакетником начиналась полутемная, едва освещенная далеким фонарем улица. А на другой ее стороне тонул в темноте заросший деревьями двор. Покрепче сжав ручку футляра с картиной, я уже приготовилась ринуться вперед, как в кустах зашуршало.
— Эй, — еле слышно донеслось из зарослей.
Я вздрогнула и вся подобралась. Пока соображала, как поступить, из кустов зашипели снова, но теперь уже с раздражением:
— Что вы там замерли столбом? Вас же могут увидеть. Лезьте сюда.
Из листвы вытянулась рука, цепко ухватила меня за рукав и с силой дернула на себя. Не ожидавшая такого поворота, я потеряла равновесие и с треском вломилась в заросли кустарника.
— Да не шумите так. Всю округу перебудите.
Голос звучал сердито, но упасть мне все же не дали. Вовремя подхватили и, довольно бесцеремонно встряхнув, аккуратно поставили на ноги.
— А вы что здесь делаете? — ехидно осведомилась я, оказавшись лицом к лицу с Виктором Петровичем Бардиным.
Господин искусствовед пропустил вопрос мимо ушей и раздраженно произнес:
— На улицу нельзя. Там вас ждут.
— С чего это вы взяли? — пробормотала я.
Глупость моего вопроса Бардина не смутила.
— Видел, — отрезал Бардин и нетерпеливо уставился на меня.
Не знаю, чего уж он там от меня ждал, но я предпочла отмолчаться. Всегда так поступаю, когда нечего сказать. Срабатывает безотказно. Помогло и в этот раз. Я стояла, томно пялилась на него и молчала. Бардин подождал немного, сообразил, что стоять я так могу до бесконечности, и уже спокойнее пояснил:
— Их трое. Сидят в машине. От калитки до нее метров десять.
— Ну и что? С чего вы взяли, что они ждут именно меня? — наивно удивилась я.
Бардин сурово нахмурился:
— Анна, сейчас не время валять дурака. Дорога каждая минута. Я видел, как вы лезли в окно.
— А, так вы давно здесь стоите, — беззаботно хмыкнула я.
Мое легкомыслие ему не понравилось, и он снова начал тихо закипать.
— Достаточно давно, чтобы все понять.
Я облегченно кивнула. Если человек все видел своими глазами, все понимает, значит, и объяснений никаких не требуется. Но это я так думала, Бардин же придерживался другого мнения.
— Почему так долго? И свет зачем зажигали? Это же опасно! — требовательно засыпал он меня вопросами.
— Пустяки. Так получилось, — рассеянно отмахнулась я, думая о своем.
— Картину удалось заполучить?