Страсти революции. Эмоциональная стихия 1917 года

…Вот имя, которое публика повторяет все чаще теперь… Имя, собравшее вокруг себя уже огромные каталоги восторгов и брани…

Ораторское дарование Троцкого очевидно и неоспоримо. От оратора требуется умение внедрять по желанию то или иное убеждение в умы своей аудитории. Этим даром Троцкий владеет в высокой мере и пользуется своим искусством с удивительным мастерством… С избытком вкусивший от всех цивилизаций Европы, искушенный во всех политических интригах, Троцкий все понимает, но мало что любит… Троцкий обладает холодным рассудком и еще более холодным сердцем, но одарен железной настойчивостью… Она придает его выпадам огромную ударную силу. Вместе с этим Троцкий владеет всеми оттенками сарказма… Чтобы вызвать улыбку одобрения в слушателях, Троцкий весь свой талант превращает в игру остроумия – остроумия злого, тщеславного и парадоксального… Троцкий никогда не способен превратиться в раба идеи. Но жажда аплодисментов нередко превращает его в раболепного демагога…

Такие свидетельства не учитывали возможность деформации личности в условиях разгула бунтарской стихии. Более проницательно высказался один контрразведчик: «Чернь слушает Троцкого, неистовствует, горит. Клянется Троцкий, клянется чернь. В революции толпа требует позы, немедленного эффекта».

Подобных оценок было немало. Другой наблюдатель отмечал:

Троцкий поразил меня чудовищным запасом ненависти… Я был также поражен его диалектическими способностями. На крестьянском съезде он выступал среди предельно враждебной ему аудитории… Вначале оборонческие и эсеровские делегаты прерывали Троцкого на каждом слове. Через несколько минут своей находчивостью и страстностью Троцкий покорил аудиторию настолько, что заставил себя слушать. А окончив речь, он услышал даже аплодисменты.

Троцкий словно подпитывался энергией от яростных эмоций толпы – включая враждебные. Н. Н. Суханов описал его ораторский триумф 22 октября 1917 года в Народном доме перед почти четырехтысячной публикой – «рабочей и солдатской по преимуществу». Троцкий поначалу неторопливо подогревал настроение. Затем начал бросать в публику простые фразы:

Советская власть отдаст все, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя, буржуй, две шубы – отдай одну солдату, которому холодно в окопах. У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему…

Так нагнеталось настроение, близкое к экстазу. Суханову показалось, что «толпа запоет сейчас без всякого сговора какой-нибудь религиозный гимн». Троцкий «формулировал» тем временем нечто вроде краткой резолюции «вроде того, что „будем стоять за рабоче-крестьянское дело до последней капли крови“». Ясно, что толпа, «как один человек, подняла руки». Троцкий чеканил: «Это ваше голосование пусть будет вашей клятвой – всеми силами, любыми жертвами поддержать Совет, взявший на себя великое бремя довести до конца победу революции и дать землю, хлеб и мир!» Толпа клялась. По всей столице «происходило примерно то же самое».

В сущности, Троцкий довел до логического конца ораторскую манеру Керенского, заменив надоевшие абстракции, вроде «республики» и «демократии», доступными понятиями «земля, хлеб, мир». Нечто подобное делали тысячи самодеятельных большевиков.

«ТЕХНИКА ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА»