— Прекрасная птичка — королевский гриф. Поистине великолепное оперение. Взгляни, Гриша, передняя часть спины и крылья красновато-белые, а хвост — погребально-чёрный. Водится в девственных лесах Южной Америки. Питается падалью. Но зачем этот экземпляр залетел на шкаф? И почему чучело любят брать в руки?
Распутин удивился:
— Почему, граф, ты так думаешь — берут в руки?
— На шкафу пыль лежит пластом, а возле птицы отчётливо видны следы пальцев — чучело часто снимают.
— Зачем?
— Это мы сей миг узнаем!
Соколов осторожно поставил птицу на сундук возле окна. Сказал:
— Недавно расследовалось дело о похищении казначеем Московского воспитательного дома Мельницким трехсот тысяч рублей. Начальник сыска Кошко перерыл весь дом казначея — ни-че-го! Встретил Кошко меня, говорит: «Знаю, что казначей — вор, но не могу деньги найти!» — «Сделай повторный обыск!» — «Какой смысл?» — «Прямой! Я с тобой пойду».
Распутин глядел в рот Соколова:
— И что?
— Кошко с радостью согласился. Пришли, хозяин спокойный, как вековой дуб в тихую погоду. Полицейские всё переворачивают верх дном, понятые скучают. Ничегошеньки! А я гляжу — чучело белой цапли в детской комнате стоит. Взял в руки — тяжёлое. Кинул взгляд на хозяина — он побледнел, кадык у него по шее носится, как хорёк в птичнике. Распорол я шов на брюхе цапли — там деньги кипой, золотые монеты. Вот так-то, святой старец Григорий!
Распутин от удивления разинул розовую пасть:
— Надо же, прохвост лукавый этот казначей! Думаешь, граф, Генрих в этой птице капитал спрятал?
— Сейчас узнаем!
Соколов внимательно оглядел чучело грифа.
Распутин переживал:
— Деньги, поди, прячет, обалдуй африканский!
Соколов нащупал на брюхе грифа что-то твёрдое, похожее на небольшую пуговицу. С усилием нажал. Тут же раздался негромкий металлический звук, щёлкнула какая-то тайная пружинка, отвалилась металлическая дверца, сверху заделанная перьями. Сыщик запустил внутрь руку.
Распутин вытаращил глаза.
Соколов вытащил бумаги. Разглядел, произнёс:
— Шифры. Очень интересно! Так, а что тут?..
— Бинокль, всего-то…
Соколов разглядывал предмет, и впрямь внешне совершенно схожий с полевым биноклем марки «Цейс». Сыщик улыбнулся:
— Это штука хитрая! Это фотографический аппарат.
— Никак, портреты снимать можно? — удивился Распутин.
Соколов невозмутимо ответил:
— И очень хорошие. Не хуже, чем, к примеру, сделал с тебя Феликс Юсупов, когда ты с девицами развлекался. Ещё можно фотографировать оборонительные укрепления, военную технику, самолёты — всё, что надо разведке.
Распутин покачал головой:
Неужто Гершау шпион? А я ему протеже оказывал. Сколько же нынче их развелось, лазутчиков — страсть как много!
Теперь, Гриша, тебя расстреляют вместе с Генрихом. О, тут, кстати, и порошок для симпатических чернил и куча негативов. Интересная находка! Придётся задать хозяину несколько неприятных вопросов… Сегодня я сделаю своему заклятому другу Мартынову настоящий праздник. Большую птицу мы поймали, Гриша.
Распутин взмолился:
Сдался тебе этот Мартынов! Он тебя, граф, не любит. Давай вначале найдём мою Эмилию! Душа горит, жажду её, ненаглядную…
Они спустились вниз, заглянули на кухню, в кладовку. Очередь дошла до спальни. Соколов удивился:
— Во всём доме строгий порядок, а тут…
Распутин всплеснул руками:
— Граф, гляди, на стуле — халат, постель не прибрана.
— И подушек для одного полковника многовато — четыре штуки. А это что? Тёмный длинный волос. Тэк-с! — Сыщик положил ладонь под подушку, рассмеялся: — Ба, да тут ещё тепло от недавно нежившейся персоны. Думаю — женского рода.
Распутин приятно заволновался, выкрикнул:
— Ты где, коварная Эмилия? Вылезай, всё равно сейчас найду. — Заглянул под кровать, радостно закричал: — Тут дамские ночные туфли!
Соколов подошёл к окну. Шпингалеты были подняты, а рамы лишь прикрыты. Сыщик растворил окно, выглянул наружу. И тут же весело сказал:
— Твоя возлюбленная не выдержала радости свидания и выпрыгнула в окно. Гляди, вот свежие следы пяток. Босой бежала. Услыхала наши голоса и прямо из постели…
Распутин потянул за рукав Соколова:
— Что, в окно сиганула? Пошли скорей в сад, найдём Эмилию.
Они двинулись по влажной чёрной земле. Под ногами шуршала прошлогодняя листва, хрустели неубранные ветки.
Через минуту их ждал замечательный сюрприз. Едва они миновали баню, как были поражены удивительным зрелищем: за бревенчатой стеной пряталась… голая женщина. Она стыдливо прикрывала груди, тщетно пытаясь скрыться от посторонних глаз.
Распутин вытаращился на женщину, огласил округу воплем:
— Нечаянная радость! Сама Зинуля Дитрих в облике Венеры!
Соколов галантно заметил:
— Мадам, земля ещё сырая. Не простудите ноги, прошу вас.
Распутин заливался смехом:
— Раньше — о-хо-хо! — в парках статуи располагали, а теперь заместо их голые бабы во всей красоте натуры! Э-хе-хе! А ты, Зинка, хорошенькая, в кабинете «Яра» не разглядел тебя толком. Ну, пойдём в избу, я тебя, сердечную,