Страсти ума, или Жизнь Фрейда

Каждый случай невроза давал ему крупицу знаний о том, как действует подсознание. Двадцатитрехлетняя фрейлейн Ильза была живой, одаренной девушкой, ее привел к нему отец, старый врач, пожелавший, даже потребовавший находиться в кабинете при осмотре. Восемнадцать месяцев у Ильзы были острые боли в ногах, она ходила с большим трудом. Первый врач, осматривавший ее, поставил диагноз рассеянного склероза, а молодой ассистент отделения нервных болезней полагал, что налицо симптомы истерии, и рекомендовал направить девушку к доктору Фрейду. В течение пяти месяцев Ильза посещала Зигмунда три раза в неделю. Он сделал все мыслимое: усиленно массировал, повышал напряжение электротерапевтической аппаратуры, испробовал под гипнозом различные внушения, чтобы ослабить боль. Ничто не помогало, хотя Ильза охотно подчинялась требованиям Зигмунда. Однажды она неуверенно вошла в его приемную – с одной стороны ее поддерживал отец, а с другой она опиралась на зонтик, как на трость. Зигмунд потерял терпение. Когда она была под гипнозом, он закричал:

– Сколько может тянуться! Завтра этот зонтик сломается у тебя в руках и ты пойдешь без него.

Он разбудил Ильзу, обозленный на самого себя за потерю терпения. На следующее утро пришел ее отец без предварительной договоренности.

– Вы знаете, что вчера сделала Ильза? Мы гуляли по Рингштрассе, как вдруг она запела мелодию хора из оперы «Разбойники» по Шиллеру. Она отбивала такт по плитам тротуара и сломала зонт! И теперь впервые за много месяцев она ходит без зонта.

Зигмунд испустил глубокий вздох облегчения.

– Ваша дочь хитроумно перевоплотила мое неоткор–ректированное внушение в целеустремленное.

Он знал, что Бернгейм и Льебо были бы довольны достигнутым. Зигмунд колебался, а затем решил пойти дальше.

– Поломки зонта еще недостаточно для излечения Ильзы. Мы должны узнать, что в ее голове подбрасывает ей мысль, будто она не в состоянии двигаться без посторонней помощи.

На следующий день он ввел Ильзу в состояние сна и спросил, что вывело ее из эмоционального равновесия перед тем, как начались боли в ногах. Ильза спокойно ответила, что причиной была смерть привлекательного молодого родственника, с которым она считала себя обрученной. Зигмунд побуждал ее рассказать о своих чувствах к этому человеку, о ее горе в связи с его смертью. Ответы Ильзы были настолько деловыми, что у него возникло сомнение, на правильном ли он пути. Через два дня Ильза пришла в его приемную, опираясь на новый зонт. Зигмунд ввел ее в состояние сна, затем сказал строгим голосом:

– Ильза, я не верю, что смерть твоего кузена имеет какое–то отношение к твоей болезни. Я полагаю, что с тобой случилось нечто иное, имевшее огромное значение для твоей эмоциональной и физической жизни. Пока ты мне не скажешь, я не могу помочь тебе.

Ильза молчала несколько секунд, затем с придыханием прошептала длинную фразу, в которой он уловил слова «парк… незнакомец… изнасилование… аборт». Ее отец горько зарыдал. Зигмунд вывел девушку из состояния сна. Поддерживая друг друга, отец и дочь вышли из кабинета. Зигмунд больше не видел пациентку, не получил он и каких–либо объяснений. Если воздействие случившегося в парке не будет пресечено, то она вскоре окажется навсегда прикованной к постели. Она будет жить, но в изоляции от мира. Он полагал, что если бы он провел несколько сеансов, возможно, даже еще один, то смог бы раскрыть Ильзе связь между надвигающимся параличом и ранее случившимся с ней несчастьем, имел бы шанс примирить ее с фактом, что она может жить, несмотря на обрушившееся на нее бедствие.

Одновременно с Ильзой он занимался фрейлейн Розалией Хатвиг, молодой певицей, готовившей себя к оперным и концертным выступлениям. Ей прочили многообещающее будущее. Затем она вдруг стала делать ошибки в среднем регистре. У Розалии нарушалось дыхание, когда она была возбуждена, голос пропадал, и она не могла продолжать пение. Зигмунд ввел ее в состояние сна, побуждал ее к беседе. Она выросла в многодетной семье, ее отец грубо обращался с женой и детьми не только в житейском, но и в моральном смысле, не скрывая, что для интимных дел он предпочитает служанок. После смерти матери Розалия взяла на себя воспитание младших. Защищая маленьких, она была вынуждена подавлять свою собственную ненависть и презрение к отцу, молча принимать то, что хотела бы открыто сказать ему. Каждый раз, заставляя себя сдерживаться, она ощущала сдавленность и сухость в горле.

Зигмунд побуждал ее под гипнозом сказать все, что она хотела бы все эти годы выложить своему отцу, как бы грубо это ни звучало. Розалия сделала это в резких, гневных выражениях. Она сумела преодолеть провалы в пении, но осложнения, возникшие у Розалии с ее теткой, заставили преждевременно прервать лечение.