Страсти ума, или Жизнь Фрейда

Книга девятая: «Не лицезрел счастливого смертного»

1

Косой дождь хлестал по Берггассе. Ноябрь одарил венцев преждевременной бурей. А в столовой Фрейда четыре друга чувствовали себя уютно, согреваясь теплом угля, пылавшего в зеленой керамической печке. Вокруг обеденного стола было больше свободного пространства, чем в прежней квартире; восемь кожаных стульев с широкими сиденьями не стояли больше впритык друг к другу. Рядом с буфетом и горкой для фарфора и бокалов Марта поставила сундук в стиле итальянского Ренессанса, инкрустированный слоновой костью и перламутром, над ним висела репродукция гравюры Альбрехта Дюрера, изображавшей святого Иеронима.

Новая служанка, также Мария из Богемии, приготовила для промозглого осеннего дня любимый обед четы Брейер, начинавшийся с говяжьего супа. Йозеф облысел, лишь на затылке виднелся темно–серый пушок, но в отличие от венцев, удлинявших свои бороды, по мере того как редели волосы на макушке, он укоротил свою.

– В день пятидесятилетия, – заявил он, – я решил, что жизнь и ее ценности не так окладисты, как мне казалось.

Несмотря на то, что в отношениях между Зигмундом и Йозефом были подъемы и спады со времени посвящения в книге об афазии, Матильда и Марта оставались близкими подругами. Чтобы защититься от холодного ветра и дождя, бившего в окна, Марта надела на себя шерстяное серо–голубое платье. Она перешагнула уже тридцатилетний рубеж и была беременна пятым ребенком, но даже такая она казалась Зигмунду не старше розовощекой девушки, на которой он женился в Вандсбеке шесть лет назад.

После обеда Зигмунд тихо сказал:

– У меня есть новый материал, который я хотел бы показать Йозефу. Надеюсь, дамы нас извинят?

Они спустились по широкой лестнице в приемную Зигмунда. В июне этого года Йозеф согласился сотрудничать с ним в составлении предварительных сообщений о «теории приступов истерии». В основу этих сообщений легли случаи успешного лечения: Брейером в случае с Бертой Паппенгейм, Зигмундом в случае с Эмми фон Нейштадт, Цецилией Матиас, Францем Фогелем, Элизабет фон Рей–хардт и другими, которые побывали в его приемной в последние пять лет. Брейера было нелегко убедить. Зигмунду пришлось его упрашивать.

– Йозеф, мы открыли дверь в новую область медицины – психопатологию. Мы сделали несколько шагов в направлении решения проблемы, о которой раньше даже не упоминалось. Я искренне верю, что мы собрали достаточный материал, чтобы сформулировать направление научного изучения человеческого интеллекта.

Йозеф резко вскочил, подошел к клетке с голубями – он делал это каждый раз, когда был встревожен, – и насыпал зерно в кормушки.

– Нет, Зиг, время еще не пришло. У нас нет достаточно материала. И нет возможности проверить его в лаборатории. Мы имеем лишь догадки, гипотезы…

Зигмунд ходил из угла в угол.

– Мы собрали достаточно обобщенный материал относительно подсознания и о том, как оно провоцирует истерию. Разве пятьдесят тщательно изученных случаев не столь же убедительны, как пятьдесят патологических срезов под микроскопом?

Брейер покачал головой:

– Нет, у нас нет набора слов для описания того, что мы ищем. Нет карт, нет аппаратов…

– …Потому что старые аппараты не годятся. Машина электромассажа профессора Эрба оказалась фальшивкой. Ручной массаж облегчает на час, на два. Курс лечения по Вейру Митчеллу мало что дает, помимо увеличения тонуса и веса. Гидротерапия в санаториях очищает кожу, а не ум. Несколько лекарств на основе брома и хлора, имеющихся у нас, успокаивают пациентов, но вовсе не помогают при нарушениях, вызванных внушением. Выведите анатомию мозга, разработанную Мейнертом, в отдельную дисциплину, и нынешняя психиатрия окажется бессодержательной, будучи сведенной к перечислению видов и проявлений душевных заболеваний. Боже мой, Йозеф, мы страшимся перешагнуть порог одного из наиболее важных открытий в истории медицины.

Брейер, тронутый этими словами, положил руки на плечи молодого человека:

– Хорошо, мой друг, попытаемся.

В последующие дни Зигмунд лихорадочно писал, а затем рвал написанное. Еще никто не выдвинул теорию приступов истерии; Шарко дал всего лишь описание. Чтобы объяснить явление истерии, нужно было признать наличие «разобщения–расщепления сознания». Повторяющийся приступ истерии вызывался возвратом воспоминаний. Подавленная память не была случайной; она представляла собой первоначальную психологическую травму, которая возвращалась в соответствии с законом ассоциации идей. Он писал: «Если подверженный истерии субъект старается умышленно забыть пережитое или насильственно отторгнуть его, сдержать и подавить намерение или идею, то они переходят во второе сознание; оттуда они постоянно воздействуют, и воспоминание возвращается в виде приступа истерии».