Страсти ума, или Жизнь Фрейда

В возрасте двадцати одного года Тауск женился на дочери процветающего печатника в Вене, но между ним и деверем возникла ненависть, и он вместе с женой уехал в Хорватию, где нашел работу адвоката. Тем временем родились два сына, но это не помешало ему развестись с женой. Тауск отправился в Берлин как малоизвестный поэт, музыкант, артист и журналист. Обладая смазливой внешностью, он пользовался успехом у женщин. Однажды ему попал в руки медицинский журнал со статьей Зигмунда Фрейда. Он обратился к профессору Фрейду за разрешением посетить его в Вене. Зигмунд думал, что Виктор Тауск был врачом, и пригласил его к себе. Приглашение спасло Тауску жизнь, ибо он был на грани самоубийства.

В воскресное утро весной 1909 года Зигмунд провел несколько часов с Виктором Тауском, а затем достал из письменного стола сто пятьдесят крон и положил в его карман. Психика молодого человека была глубоко травмирована, но сомневаться в его интеллектуальных качествах не приходилось. Зигмунд представил его группе, и ее участники осознали глубину эмоционального кризиса Тауска, но полагали, что его решимость вернуться в Венский университет и получить медицинское образование, чтобы стать психоаналитиком, может поставить его на правильную стезю. Хичман, Федерн и Штейнер ссудили ему четыре тысячи крон; Зигмунд добавил сумму, чтобы обеспечить учебу в течение двух первых лет в клинической школе. Тауск так был тронут этим, что вышел из комнаты в слезах, поклявшись в вечной верности.

Иногда Зигмунду приходилось разубеждать энтузиастов. Таким был Рудольф фон Урбанчич, сын известного специалиста–ушника, владелец фешенебельного санатория. Он прочитал статьи Фрейда и несколько его книг и стал горячим поклонником фрейдистского психоанализа. Его несколько раз предупреждали, что он слишком ретиво пропагандирует психоанализ. Тридцатилетний Рудольф, исповедовавший католицизм, обслуживал католическую клиентуру. Он попросил принять его в венскую группу и был встречен с распростертыми объятиями. Затем сведения просочились в медицинские круги, и ему стали угрожать закрытием санатория. Он пришел к Зигмунду.

– Профессор Фрейд, я просто не могу поддаться таким угрозам, считаю, что под удар поставлены мое мужество и честь. Я должен твердо стоять, даже если мне придется закрыть санаторий. Я всегда заработаю на жизнь в Вене…

Зигмунд положил руку на плечо молодого человека.

– Вы в начале своей карьеры; вы слишком молоды, чтобы выступать на рыцарском турнире в Ареццо. Используйте возможности прочно закрепиться в своей профессии и дайте нам шанс самим завоевать нашу репутацию.

– Профессор Фрейд, встречи по вечерам в среду дают мне единственную возможность обучиться психоанализу.

– Никому не пойдет на пользу, если мир узнает, что связь с нами равноценна потере практики, – настаивал Зигмунд. – Мой добрый совет вам: уходите, но останемся друзьями.

Как и другие группы, они спорили между собой, но перед публикой выступали единым фронтом. У них было чувство локтя, и порой они, зная, что причинили коллеге неудобства, старались либо направить к нему пациента, либо оказать содействие в публикации доклада. Они щедро шли на предоставление финансовой помощи, что напоминало Зигмунду о тех днях, когда он был «вторым врачом» в Городской больнице и сорок работавших там молодых людей делились друг с другом в случае нужды своими скудными гульденами. Зигмунд следил за тем, чтобы члены группы не бедствовали. Он ссужал небольшие суммы, когда они были в стесненном положении, или же, если это казалось неделикатным, давал более крупные «займы», не собираясь требовать возмещения.

Он сплачивал своих последователей, направляя пациентов к молодым врачам, когда у тех была недостаточная практика или же не было материала для исследований, при этом заботился, чтобы эти случаи не были слишком сложными. Он старался также передать пациента с такой формой невроза, какой он сам занимался в прошлые годы и какая не могла открыть ему самому чего–либо нового.

Все это достигалось довольно просто, если его посещали восемь – десять больных и он мог зарабатывать достаточно, чтобы покрыть растущие семейные расходы, расходы по приему гостей и на образование детей. К пятидесяти трем годам его практика стала достаточно постоянной, но ему редко удавалось отложить хотя бы несколько тысяч крон в сберегательный банк. Он не обладал качествами делового человека и поэтому не рассчитывал на большую прибыль от своих вкладов. Во всяком случае два с половиной месяца летнего отдыха, поездки и работа над книгами почти всегда «съедали» сбережения, накопленные за рабочий год.