Кое для кого Карно заслонил всех членов нового правительства Бонапарта. А другие только и говорили, что о Фуше, Бассано, Коленкур, Мольен, Камбасерес, Даву — эти никого не удивляли. Но Карно — министр внутренних дел, а Фуше — министр полиции! Луи-Филиппу не давали покоя два желания: он жаждал, чтобы король поскорей убрался из Франции, и мечтал наладить связь с Фуше. Полиция снова была в руках орлеанской партии, и ему не терпелось поговорить об этом с Макдональдом и Бернонвилем, то есть видными членами масонского ордена, которые, пожалуй, могли дать добрый совет. Надо ли покинуть Францию, последовать за королем? Или, может быть, лучше не уезжать, столковаться с Наполеоном? Это, разумеется, будет не легко. Конечно, лучше всего было бы где-нибудь отсидеться, отмежеваться от старшей ветви: пусть опозорится, призвав во Францию союзников. Но где? Только в Англии, где его уже ждала герцогиня. Однако Луи-Филипп опасался открыть свои карты маршалам, несмотря на круговую поруку масонов, среди которых орлеанисты играли видную роль. Дело в том, что масон масону рознь; многие военные вступили в масонские ложи в эпоху 18 брюмера, и Первый консул опирался на общество вольных каменщиков, которому даровал большие привилегии. Но было немало и таких генералов, что стали масонами главным образом с целью узнать направление умов в том или ином городе или чтобы держать в поле зрения чересчур рьяных, которые могли использовать ложи для каких-либо крамольных действий. Хотя Макдональд и Бернонвиль — председатели масонских лож, это еще не гарантия, что на них можно вполне положиться. Да, надо, оставаясь претендентом на трон, не показывать этого, не показывать своего нетерпения… Итак, уже сегодня утром он пережил большое разочарование, когда вместе с Мортье был позван к королю. Правда, принятое Людовиком XVIII около восьми утра решение остаться в Лилле нельзя считать окончательным, ведь накануне в полночь он решил покинуть Лилль, а в половине первого уже изменил свое намерение. На планы короля не могло не повлиять настроение, царившее на улицах и площадях, страх, что войска откажутся повиноваться при вести о вступлении в город герцога Беррийского. И действительно, около полудня три маршала и герцог Орлеанский, призванные в особняк Бригода, услышали из уст монарха, что отъезд из Лилля королевского эскорта назначен на три часа пополудни. Людовик XVIII не сказал куда. Только после того как Луи-Филипп задал ему этот вопрос, король признался, что решил покинуть Францию. Почему тогда не поехать в Дюнкерк, как он собирался раньше? Король боялся, что ему преградят дорогу солдаты Эксельманса или взбунтовавшиеся войска, он, как и прошлой ночью, сослался на присутствие в Касселе генерала Вандамма.
— А затем, ежели я найду нужным, я всегда успею добраться до Дюнкерка и после того, как пересеку границу, — прибавил он.
Словом, следующим этапом было намечено Остенде.
Вот тут-то и хлопнула крышка. Когда закрываешь ящик, каждый раз невольно удивляешься тому громкому звуку, с каким захлопывается крышка. Такое же удивление вызвала небольшая ответная речь Макдональда Людовику XVIII: он сказал, что до конца был верен королю, так же как в 1814 году был верен Наполеону, но что сейчас он покорнейше просит разрешить ему не переходить границы, которую его величество через три месяца заведомо перейдет обратно. Он, Макдональд, будет ждать возвращения короля в своем Курсельском имении. Нельзя сказать, чтобы Людовик XVIII обрадовался: по выражению его лица было видно, что его величеству это не по душе. Но не в таком он сейчас положении, чтобы это выказывать. Во всяком случае, приятнее думать, что оставляешь тут во Франции сообщника…
Луи-Филипп внимательно смотрел на своего царственного кузена: от ответа короля герцогу Тарентскому зависело то, что скажет он сам, рисковать зря не стоило. Но крышка хлопнула.
— Господин маршал, — сказал Людовик XVIII с той же добродушной улыбкой, с какой он подписал хартию, — я всегда высоко ценил вашу искренность и считал главной чертой вашего характера преданность. Лучшее доказательство этому то, что мы разрешаем вам остаться во Французском королевстве!
Затем он выжидающе посмотрел на Мортье. Ответ маршала, ничуть не похожего на дамского любезника — типичный военный, видный мужчина с квадратным подбородком, длинным носом и крошечным ртом, — прозвучал как ответ всей армии. Мортье начал с того, чем кончил Макдональд. Он тоже решил удалиться в свое поместье. Он просит об отставке, но надеется, что король даст ему указания, как действовать в дальнейшем, после отъезда его величества.