Его высочество был решительно невыносим и еще более груб, чем обычно, должно быть, совсем потерял голову, свою мерзкую пустую башку: казалось, он вот-вот заплачет и злится оттого, что это могут заметить; маршал послал королю свою отставку, которую пришлось взять обратно в тот же вечер. Было это накануне; тогда король собирался ретироваться в Вандею. Или в Бордо. Макдональд первый посоветовал ему отправиться во Фландрию, в Лилль или Дюнкерк. Идея эта показалась монарху просто блестящей, но вместе с тем он находил, что еще успеет над ней подумать. И вот нате вам: в воскресенье утром, то есть сегодня, в семь часов утра у герцога Беррийского, откуда за Макдональдом послали гонца, он из собственных уст его высочества услышал об измене Нея. Весь город знал об этом еще накануне, но двор (хотя многие чиновные люди, не особенно веря слухам, все же отправили своих жен за границу), двор продолжал не верить вплоть до ночи с субботы на воскресенье, пока в Париже не появились генералы, покинувшие князя Московского.
Взволнованный донельзя рассказ барона Клуэ. Накануне по крайней мере еще притворялись, делали друг перед другом вид, что не верят таким слухам. Может быть, этим и объяснялась вчерашняя нервозность его высочества. Утром Макдональд застал герцога в совсем ином расположении духа-тот так и бросился к нему навс-речу, словно желая загладить вчерашнюю некрасивую сцену. И только тогда Макдональд вдруг заметил, что у его высочес1ва глаза цвета небесной лазури, и это, пожалуй, искупало непривлекательность топорной физиономии Шарль-Фердинанда.
Жак-Этьен отложил смычок... В саду, окружавшем его особняк, на разные юлоса залитлись птицы... "Они поют лучше меня!" - подумалось ему.
"Ней! Многого я навидался на своем веку. Дюмурье, Моро.
Пишегрю... но Ней! Вот бы никогда не подумал". В 1814 году Макдональд оставался до самого конца верен Бонапарту. Друзья всей его жизни, лучшие друзья, как, скажем, де Бернонвиль, член временного правительства, созданного в Париже в 1814 году, поспешили заранее выйти из игры, и, что уже было серьезнее.
Мармон и Сугам. в сущности, предали императора в ратном деле.
тогда-то Неи и бросился в объятия Бурбонов... Все это не "сметало герцогу Тарентскому явиться в Фонтенбло, и, таким образом, он cian последним козырем в руках побитого Бонапарта.
Император HUKOEO не просил продолжать бесполезную отныне игру. То обстоятельство, что позже, да, все-таки позже, неделю спустя, герцог Тарентский перешел на сторону Бурбонов, было не сюлько актом вероломства, сколько вполне закономерным поступком солдата. Присоединился Макдональд к королю и Компьене в конце апреля. Он сопровождал Людовика XVII! во дворец Сент-Узн. 1 де король дожидался конца церемониального прохождения войск. Его, Макдональда, появление было отнюдь не неуместным, ко-ii. скоро там присутствовали все, или почти все, маршалы, Бсртье, конечно, пока еще не появлялся... но. скажем, Удино был уже тут. Во всяком случае, королевская фамилия делала все, что могла. Правда и то, что если третьего мая охрану королевской особы поручили-мысль довольно страннаямаршалу Удино, то произошло это более или менее случайно: сначала король подписал приказ, назначавший начальником караула своего племянника, герцога Беррийского. Но тог помчался веселиться в Париж и передал свои полномочия Удино. Таким образом уже с первой минуты наполеоновские маршалы превратились в стражей монархии. Когда партия проиграна, когда стано вится безумием продолжать бессмысленную войну, как может такой вот Макдональд клеймить Мармона, Сугама или Нея-он просто следует их примеру. Другое дело-сейчас, в 1815 году: король послал Нея преградить Бонапарту путь к Парижу, а Ней перешел на сторону Бонапарта, не выполнив своего долга-вот измена, это уже грех непростительный, воинская честь с такими вещами мириться не может. Вы скажете: а почему же ваша воинская честь преспокойно молчала 18 брюмера? Да ведь 18 брюмера мы предавали лишь штатских, а Бонапарт-это же армия.
"Кажется, действительно придется расстаться со скрипкой, - подумал он, - и зрение портится... скоро для игры по нотам мне понадобятся очки..."
Решено было послать все находящиеся в запасе войска на обе дороги, ведущие к Фонтенбло. Потом вместе с герцогом Беррийским и графом Артуа они отправились к королю. Вот тогда-то король и решил выехать в Лилль, но не желал, чтобы об этом стало известно. Поэтому и изобрели для отвода глаз всю эту историю со смотром войск на Марсовом поле. Мармон, который командовал королевской гвардией, положил немало труда, чтобы помешать этому: ведь он был одним, из сторонников плана защиты Лувра как центра обороны. Безумие! Весь день отдавали, а потом отменяли приказы. Итак, призванный во дворец Макдональд нарядился в черный фрак и оливковые панталоны. Пусть в качестве камердинера привратник ровно никуда не годен, зато жена его, к счастью, умеет орудовать утюгом. А дождь все лил.