Страстная неделя

Сжечь Тюильри? Если вы меня убьёте, будете просто цареубийцей, и все равно моя кончина не даст вам права на престол, ибо за мной идут в порядке очереди граф Артуа, герцог Беррийский, герцог Ангулемский… Так что много на этом деле не выиграете!»

Но чтобы: он раздумал прибыть на смотр! Вы же сами понимаете, дражайший, смотр тоже его идея, идея короля: он приезжает на Марсово поле, обращается с краткой речью к своей гвардии, разъясняет ей её долг я объявляет, что она идёт к Эссону, дабы перерезать дорогу на Париж… А сам удирает по секретному маршруту… Застава Этуаль, военная дорога…

Эссон! Бывший адъютант маршала, услышав слово Эссон, уже не слышал больше ничего. Эссон! Он взглянул на Мармона, командир, королевского конвоя, ныне командующего королевской гвардией. Как мог он, Мармон, без дрожи произносить слово Эссон?^{23} Какое ему. Фавье. дело до того. что смотр задуман как военная хитрость, позволяющая Людовику XVIII под благовидным предлогом покинуть Лувр и отбыть к заставе Этуаль? А оттуда куда? Нынче утром ещё никто ничего не знал. Некоторые требовали, чтобы король отбыл в Вандею и встал во главе шуанов. куда заранее был послан герцог Бурбонский. Чудесный способ приобрести популярность в народе! Другие стояли за Нормандию. Например, Гранвиль, откуда на худой конец можно перебраться на острова. В Гавре королевская гвардия может продержаться долго, а в случае необходимости, что ж, переправимся в Англию. Самое главное — узнать, будет ли флот хранить верность престолу… Со вчерашнего дня герцог Орлеанский, которому удалось выбраться из Лиона, находился на Севере.

Лично Мармон не верил, что король действительно намерен присоединиться к нему: отправка герцога в Лилль была, скорее всего, актом недоверия в отношении сына Филиппа-Эгалите…^{24}

Лишний жест в дополнение к отставке Сульта, который в Павильоне Марсан считался не столько бонапартистом, сколько приспешником Орлеанского дома, и было даже приказано не давать лошадей герцогине, буде та вздумает покинуть Париж…

Герцог Беррийский рвёт и мечет: зачем его величество держит его при себе и тем мешает разделаться с захватчиком. Как видно, нерешителен король только в распоряжениях касательно солдат.

Доверительно понизив голос, Мармон сообщил Фавье нечто весьма симптоматичное: даже прежде, чем было официально объявлено об измене Нея, то есть ещё в пятницу, через сутки после торжественного заседания в Палате, королевские бриллианты были отправлены из столицы. Куда? В Кале, а оттуда в Англию…

— Отправили в ночь с пятницы на субботу, и повёз их камергер его величества. Конечно, почему бы не отослать бриллианты в надёжное место, а самому остаться в Париже и принять там доблестную кончину, хотя между нами говоря…

Итак, Фавье снова пришлось отправиться во дворец. Короля повидать ему не удалось. Но король все ещё был тут. Через Блакаса — пренеприятнейшего господина Блакаса, с вытянутой, до невозможности постной физиономией под блекло-рыжим париком, этакого коротконожки с неестественно длинным туловищем, — так вот, через этого господина ему передали, что король не оставил своего намерения делать смотр гвардии, но пока что…

Чистая фантасмагория!

Фавье попросили обождать в Маршальском зале.

С тех пор как придворными овладел неукротимый страх, Тюильри превратился в какой-то караван-сарай. Пропускали беспрепятственно всех военных — лишь бы в форме, люди приходили сюда, как в кофейню, встречались здесь и дамы, и все часами поджидали Бурьена, дабы принести лично ему на кого-нибудь донос. Уже целую неделю при дворе не было видно госпожи Дюра: она была причастна к заговору, а её супруг, несчастный герцог Дюра, находился неотлучно при короле…

В прихожей набилось множество людей. Священники, генералы, министры. В королевских покоях шло непрерывное снование.

К каждому, кто выходил оттуда, будь то господин де Жокур или лакей, будь то низенький толстяк Бертье с бледным, расстроенным лицом, на котором читалось явное волнение, будь то отец Элизе, хирург его величества, весьма странный «святой отец» — тощий, с маслеными глазками и великий охотник до грязных шуточек, — к каждому бросалась вся эта свора и с притворно скромным видом шептала что-то, хотя шёпот походил, скорее всего, на откровенный вой. Ну что? Уезжает? Куда? Люди забыли всякое приличие. Все эти посетители прочно уселись на банкетки, боясь потерять занятое спозаранку место, боясь упустить момент, когда станут известны последние новости; кто предусмотрительно плотно позавтракал с утра, кто принёс с собой в бумажном кульке холодные котлеты и селёдку. Зрелище мерзкое, тем паче что даже воняло здесь, как в самой захудалой харчевне. Впрочем, в Павильоне Флоры всегда пахло кухней…

Надо было послушать, как старички придворные умильно рассказывали соседям, что его величество изволили скушать за завтраком четыре жареных голубя с зелёным горошком… Потомки Людовика Святого умеют покушать!