Страстное заклинание

— Не в большей степени, чем для моей бабушки! Она провела всю свою жизнь, удалившись от общества, словно прячась в своей раковине от какого-то неведомого несчастья. Возможно, этим несчастьем был твой дедушка. И ее травма, в свою очередь, отразилась на моей жизни. Ты знаешь, что это такое — вырасти под опекой человека, потерявшего способность любить? После этого все время сомневаешься в себе и в каждом, кто пытается тебя любить. Клей, как ты мог скрыть это от меня!

Вспышка Шелби поразила Клея. В глазах его светилось участие, весь его вид говорил о том, что он не хотел ранить чувства Шелби. Однако, когда Клей нарушил молчание, голос его вовсе не казался виноватым.

— Это письмо было адресовано моему дедушке, Шелби, а не тебе и даже не мне.

— Но ты видел его!

— Да, но только потому, что мой дедушка заболел из-за этого письма. Теперь он никому не позволяет на него взглянуть. Возможно, я должен был обратиться к тебе в открытую и попросить отдать его письма. Кража со взломом действительно не в моем духе, но дедушка настаивал на сохранении тайны.

— Но почему надо держать все в секрете, если речь шла просто о несложившихся отношениях? — Шелби глубоко вздохнула. — Если только… если… не было чего-то еще. Какой-нибудь темной истории. Подумай об этом — любовники из разных слоев общества, таинственный разрыв, драгоценные любовные письма.

Глаза Клея вспыхнули на одно короткое мгновение, которого оказалось достаточно, чтобы Шелби ясно поняла, почему он никогда не рассказал бы ей о письмах, если бы она не застигла его сегодня у себя в доме.

— Ты думаешь, я могла бы написать об этом статью, не так ли?

— Это никогда не приходило мне в голову.

— Ты не умеешь врать, Клей. Именно эта мысль написана у тебя на лбу. Именно она толкнула тебя на эту ночную вылазку. Кстати, как ты проник в мой дом?

— Я отжал замок на входной двери своей кредитной карточкой.

— Которая как раз оказалась под рукой!

— Я никогда не выхожу без нее из дома.

Замечание Клея не смогло сбить Шелби.

— Насколько я понимаю, слово «дом» означает «Парк-Вью», резиденцию Форда Траска, который мог бы быть моим двоюродным дедушкой, если бы не совершил нечто такое, за что моя бабушка, судя по всему, не смогла простить его шестьдесят лет назад.

Клей быстро вздохнул и сменил позу, словно не мог решить, уйти ему сейчас или остаться.

Шелби поняла, что коснулась самого уязвимого места. Она сомневалась, что он решился бы на ограбление ради «Трамарта», но вот ради дедушки… Да, он пошел бы на это, чтобы не открылось прошлое Форда Траска, особенно если в этом прошлом таились не слишком приятные сюрпризы.

— Я не думаю о том, что могло бы быть, Шелби, я думаю о том, что есть, — тихо сказал Клей. — Я не умею жить прошлым. Меня волнует настоящее, а в настоящий момент мой дедушка очень переживает по поводу своего трагического романа с Дезире.

— Трагического? А кто сказал, что он был трагическим?

Клей резко встал. Подойдя к окну, он выглянул в темноту ночи, а потом снова вернулся к Шелби. Настроение его вполне соответствовало этой ночи — было таким же мрачным и таинственным.

— Я хотел сказать — печального. Его просто изводят мысли об этом печальном романе. Я готов сделать все, чтобы защитить своего дедушку, и я понятия не имею — и даже не хочу гадать — что с ним будет, если вся эта история выплывет наружу.

— Ты говоришь, что готов сделать все, чтобы защитить дедушку. Но, может быть, он никогда не говорил с вами об этом, потому что хотел защитить тебя и твоих родителей?

— Защитить от чего?

— От всей этой истории. Истории, которая может выплыть наружу, если кто-нибудь прочитает его письма. Ты беспокоишься не только о дедушке, но и о том, чтобы не было запятнано высокое имя клана Трасков.

Глаза Клея стали вдруг прозрачными, холодными и совершенно зелеными. Обвинение Шелби не поразило его, она на это и не рассчитывала, но плотно сжатые губы выдали Клея — Шелби ясно поняла, что попала в точку.

— Что ж, разносить богатых в пух и прах — твое любимое занятие, — в голосе Клея звучал металл. — Неважно, кого это задевает и какой ценой достается! Шелби, пожалуйста, скажи мне, что эта история не станет очередной семейной драмой, которую ты собираешься описать и проанализировать, чтобы ее продавали по два пятьдесят за экземпляр!

Шелби медленно встала. Гнев ее был так глубок, что, когда она взглянула Клею в лицо, рука ее, поправлявшая прядь волос, упавшую на покрасневшее лицо, заметно дрожала.

— Значит, ты думаешь, что для меня это только лишь очередная история? Я собираюсь нажиться на этом, да? Я провела годы — годы! — гадая, почему бабушка Дезире была постоянно подавленной, рассеянной, боялась окружающего мира. И я всегда задавала себе вопрос, не поэтому ли она не способна меня полюбить. Или же дело во мне? В том, что я была слишком несобранна, слишком агрессивна, слишком не похожа на настоящую леди? Что-то мешало Дезире любить меня, и долгие годы я винила в этом себя. Ты не можешь даже представить, насколько одинокой я была. Я была и не была частью семьи Дезире. Я фактически не имела семьи.