Страстное заклинание

Как только за Брайаном закрылась дверь кабинета, Шелби вдруг вспомнила слова, произнесенные Клеем в приемной, которые показались ей весьма странными. Сейчас Шелби представилась возможность уточнить их смысл.

— Ты сказал, Клей, что ожидал увидеть меня такой, какой я была в школе? Что ты имел в виду? Разве моя внешность сильно изменилась? По-моему, я выгляжу точно так же. Не выросла ни на дюйм.

Клей улыбнулся этому намеку на рост Шелби. В Кентукки, где идеалом женщины были изящные чопорные барышни с оленьими глазами, Шелби всегда выделялась на общем фоне. Она достигла своего теперешнего роста, пяти футов девяти дюймов, в возрасте тринадцати лет, и это всегда придавало ей уверенность в себе. Лицо Шелби тоже было нетипичным — тонким, с высокими скулами, полными губами и орлиным носом. Но за последние двенадцать лет ни одна из этих черт нисколько не изменилась. Так что же имел в виду Клей Траск?

— Нет, ты действительно не стала выше, — сказал он. — И волосы такие же рыжие, но все же выглядишь ты совсем иначе. В школе ты казалась… — Он запнулся, словно воспоминания о школьных днях были ему неприятны. — Впрочем, это было давно. В школьные годы все мы выглядим совсем не так, как став взрослыми.

Шелби так и не поняла, кого он имеет в виду, себя или ее. В школе Шелби всегда держалась в сторонке, никогда не примыкала ни к одной компании. В то время она объясняла это тем, что не хочет никому подчиняться, но сейчас, спустя двенадцать лет, начинала понимать: это было не единственной причиной. Подсознательно она боялась, что одноклассники могут не принять ее дружбы. «Я всегда была одиночкой, — думала Шелби со смешанным чувством гордости и боли. — А сейчас разговариваю с человеком, незнакомым с подобными проблемами».

— Думаю, ты прав, Клей, — сказала она. — Жить не так, как все, было очень тяжело. Поэтому я и уехала отсюда, окончив школу.

— Значит, во всем был виноват Луисвилл? Ты разозлилась на целый город?

— Вовсе нет. Просто меня раздражали незыблемые социальные стереотипы Брекинриджа.

— А ведь школу помог основать кто-то из Лэнгстаффов.

— Как же можно было забыть, если классная наставница каждый год напоминала мне, что именно поэтому я получаю стипендию.

— И еще благодаря хорошим оценкам, — добавил Клей.

— Да, — согласилась Шелби, с удовольствием отметив, что Клей помнит о ее способностях. — И все же я никогда не чувствовала себя своей в школе. Никогда. Но я, по крайней мере, не была покорной овечкой.

Слова Шелби удивили Клея, но ему, похоже, нравилась ее грубоватая прямота.

— Овечкой?

— Да, слепой рабыней моды — безмозглой куклой. Впрочем, клоунов среди мужской половины класса тоже хватало.

— Это точно, — сказал Клей, затем вдруг щелкнул пальцами. — Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Шелби рассмеялась.

— Давай вспомним, — продолжал Клей, поудобнее устраиваясь в кресле, которое было явно маловато для него. — Брекинриджская куколка образца тысяча девятьсот восьмидесятого года должна была…

— Носить стрижку «каскад», как у Фары Фосетт, с мелированными концами, иметь хороший цвет лица и красивые плечи, — подхватила Шелби.

— Что-то не помню подобного образца совершенства, — сказал Клей.

— Еще надо было носить платья с большими набивными цветами и хотя бы в одной из дырочек, проколотых в ушах, должны были красоваться серьги из натурального жемчуга. Зимой — мокасины с бахромой, летом — тряпичные туфли на завязочках и всегда, всегда — бусы на шее.

— И все знали, что означает каждая бусинка, — вставил Клей.

Шелби удивленно замолчала.

— Нет, — сказала она. — А что они значили?

Лицо Клея, тронутое легким загаром, неожиданно покраснело.

— Ну что, Клей, что же они означали?

— Мммм, каждая бусинка была памятью о каком-то… романтическом приключении.

Шелби никогда не носила бус. Впрочем, романов в школе она тоже не заводила, так что, оказывается, бусы были и ни к чему.

— Значит, я не все знала о брекинриджских куклах. Спасибо, что дополнил мою информацию.

Но Клей казался скорее смущенным, чем польщенным.

— Слухи о том, насколько хорошо изучил их я, всегда были сильно преувеличены, — пробормотал он.

— У меня была другая информация. Но не пора ли поговорить о клоунах?

Взгляд Клея ясно говорил, что он принимает вызов.

— Что ж, хорошо — хлопковые брюки, тонкие рубашки, мокасины без носок, что-нибудь от «Братьев Брукс».

— Причем лучше что-то такое, что носили еще отец и дед, — вставила Шелби. — Чем старее, тем лучше.

— Что ж, в моем случае предыдущие поколения не носили такой одежды.

Семья Клея разбогатела относительно недавно, но он никогда не стеснялся своих крестьянских корней и не пытался выдумать себе родословную, восходящую к Дэниелу Буну.

— Значит, ты покупал новые вещи и заставлял горничную пропустить их раз двадцать через стиральную машину?

— Ты хочешь сказать, что я тоже был овцой — точнее, бараном?

— Ты был идолом в их стаде.

Клей поднял голову, лицо его озарилось улыбкой.

— А ты смотрела на всех на нас свысока.

Шелби очень удивило сказанное.

— Это ты смотрел сверху вниз на меня, — возразила она.

— Неправда!

— Правда!