Страстотерпицы

Венька непонимающе глянул на него, шмыгнул в другой конец столовой, где ребятня нетерпеливо подпирала дверь.

– А почему не впускают детей? – встревожилась Заслуженная.

– Я сейчас, счас я. – Тюлькина готовно ринулась к дверям. Пышная, яркая, она откинула крючок и, открыв светлые створки легких дверей, величаво нарисовалась на пороге.

– Дети, – протяжно и с удовольствием сказала она, – дети, сейчас мы дружно построимся и спокойно, вы слышите меня, спокойно войдем в зал.

Уставшая от ожидания, горячо галдевшая ребячья стая уже мало что могла услышать. Тюлькину оттолкнули, с грохотом прорывались в зал. Она стояла в стороне, изумленно всплескивала руками, закатив круглые глаза, охала.

Антонина рассмеялась, а Гомолко удрученно пробормотал:

– Ну и публика! Всегда с ними ералаш…

Старый актер сросся с театром, вжился в него. Все свои речи он начинал с фразы, что тридцать лет работает с куклами. После этих слов он делает значительную паузу и продолжает:

– Я пришел в театр подростком…

Он ездил тогда по области рабочим сцены. В войну, когда играть было некому, переквалифицировался в актера. Актер он средний. Усвоив в работе основные штампы, он орудует ими всю жизнь, не утруждая себя поисками и прозрениями. Гомолко басовит, размашист, высок и дороден. Любит поговорить о превратностях актерской судьбы, порассуждать о творчестве. Учителя в школе и молоденькие пионервожатые в лагерях слушают его почтительно, раскрыв рот. Говорить просто Гомолко не умеет, он задумчиво вещает хорошо поставленным густым басом. Сейчас, глядя на Антонину, он сделал скорбное лицо и, пригладив волоски над лысиной, постоял минут пять так, свысока глядючи на озабоченную суету вокруг.

– Начинаем. – Олег встал, деловито и коротко разводя руками, словно осаживая всех. – Валера, проверь домик. Тюлькина, на место! Все! – и включил магнитофон.

Спектакль начинала Заслуженная. Слабым отблеском растерянной робости отозвалось на мгновение ее лицо. Но только на миг. Она, словно прислушавшись к себе, решилась, выпрямилась, подобралась. Фыркнула и резко, как солдат, подняла руку с куклой. Пошла работать.

Ревниво загорелись глаза Антонины, она со своей куклой в руках тихо отошла в тень прожектора, выслеживая легкие движения Заслуженной.

Анна стояла наготове, как и все вокруг, следя за ходом действия.

Заслуженная вела кота. Кукла, хорошо и умело сработанная, оживала в ее руках с первого взлета ладоней. Вихрастый, пронырливый, с хозяйской ухваткой, кот уверенно держался перед зрителем. Казалось, они жили отдельно, кукла и Заслуженная, в разных мирах, но точно, словно токами общаясь, подначивали друг друга. Ехидно и слаженно: жест руки – и повадливый цап-царап быстрой лапки, слитый и вкрадчивый поворот голов. Даже резкий прыжок кота повторило напряженное ее тело. Широкое, мускулистое лицо актрисы было оживленно.

Антонина, оскорбленно протрепетав ноздрями, вывела свою куклу – мальчика-пионера. Она вяло работала сегодня. Антонина – актриса вдохновения, не ведавшая таких сильных истоков, как Заслуженная. Ее игра всегда зависит от настроения и обстоятельств. Нынче ей ничего не высветило, и Антонина отработанно отвечала на реплику. Злорадно залаял в ухо Тюлькиной Гомолко, от его лая вздрогнул Валерка, поддерживающий домик, Тюлькина зашипела в ладонь, показала кулак. Гомолко прорубил своей собакой воздух над ширмой, затих вместе с куклой.

Кокетливо захихикала в углу Оленька, мягко повела свою кошечку. Анна исподлобья следила за нею. Эту роль Оленька удачно работает. Сама кошка, игривая скромница со скрытыми повадками. Надо было видеть, как она алела, хваленная за кошечку, глаз не поднимала. Рысь. Какая уж там кошечка…

Анна закрыла глаза и подумала, что она нащупывает природу ненависти Заслуженной и Антонины, она сама заболевала этой болезнью. Явных еще признаков никаких, по без усилий над собой Анна не может спокойно смотреть на смиренную вроде бы, благожелательную Оленьку. Она испугалась, что Оленька может обернуться сейчас и прочтет ее мысли. Быстро отпрянув в тень, Анна обернулась и вздрогнула…

Олег, сидя в углу на ящике, мрачно следил за нею. Когда жена обернулась, он молниеносно ощерил розовую громадную пасть своей куклы – волка, сощурил зловеще мерцающие в темноте глаза. Неожиданно растерявшись от жесткого его взгляда, Анна поднялась на цыпочки и, не дав Оленьке договорить призывную реплику, вывела своего зайца.

Олег работал уверенно и безразлично. Два раза он нарочито сбивал ее с текста, и Анна терялась. Выручала Заслуженная с котом, вставляла свои реплики.

Спектакль распадался, Олег редко говорил точный текст. Сейчас же он, не задумываясь, быстро, словно голами, в расчете на слабую реакцию, забивал ее своим, выдуманным тут же…

Анна слышала, как Валерка, поддерживающий картонный домик, озлобленно произнес:

– Ну и дурак же ты, волк.

– Я буду жаловаться! – на ухо Олегу угрожающе прошептала Антонина.

– Не отвлекайтесь за работой, – громко ответил ей Олег.