Стратег и зодчий

Из дневника Огюста Жозье.

30 августа 1918 г.

«Я случайно попал на митинг в здании Хлебной биржи, где-то у вокзалов столицы. В мрачном, ветхом зале ее собрались рабочие и служащие заводов и фабрик. Они гневно и прямо говорили о том, что переживали. Отдельные из них ругали Советское правительство, жаловались на тяжелые условия жизни. Они спрашивали президиум, почему нет Ленина. Очевидно, он обещал приехать.

Вдруг кто-то из президиума прошел в конец зала, там сидел Ленин.

Оказывается, он приехал на митинг давно, сидел никем не узнанный в заднем ряду.

Зал шумел, когда он проходил на сцену, раздавались выкрики, требовали, чтоб он выступил.

Ленин, взойдя на сцену, сразу начал речь. Он прямо заявил, что нельзя обещать скорого улучшения положения. Он признал, что критика рабочих справедлива, что Советское правительство, партия большевиков допускают много ошибок.

— Но там, где свергнуты Советы и власть в руках эсеров, — заявил Ленин, — землю вернули помещикам, а предприятия — бывшим владельцам. Восьмичасовой рабочий день отменен. Профсоюзы и крестьянские организации распущены. Власть в руках полиции. Желаете, чтобы все это было снова повсюду в стране?

В ответ раздались возгласы:

— Нет.

— Не допустим!

— Старому не возвратиться!

— Тогда для нас один выход: работать, бороться до победы, преодолеть все трудности.

Стол президиума окружили участники митинга, они просили послать их на фронт, заявляли о своем решении стать членами партии.

Я тоже пробрался к столу, желая увидеть Ленина вблизи, но он уехал так же незаметно, как и приехал. Говорят, что он спешил на другой рабочий митинг».

38

Несмотря на раннее утро, в штабе Восточного фронта, обосновавшегося на окраинной улице сонного Арзамаса, уже было людно и шумно. В прохладных комнатах купеческого особняка звенели телефоны, торопливо стучали телеграфные аппараты, гулко звучали шаги сотрудников, связных. В крайней комнате председатель Реввоенсовета фронта Кобозев просматривал телеграммы, донесения.

— Превосходно действуют летчики, — поделился он новостью с вошедшим к нему членом Военного совета Данишевским. Оба они заметно похудели за последнее время, лица опухли от бессонницы. — Летчики Павлов и Ингаунис бомбардировали Верхний и Нижний Услон. И одновременно вели разведку. Они обнаружили, что каппелевцы наступают на Тюрлему. Приготовим Каппелю баню. Еще пришло несколько самолетов, — поднимаясь из-за стола, потряс телеграммами Кобозев. — Теперь у нас полных три эскадрильи, с Западной завесы идут две дивизии. Главмор сообщил, что нам направлены три подводные лодки. Во всем чувствуется забота Ильича. Положение наше было бы аховым, если бы он не перебросил на наш фронт самолеты, суда Балтики и резервы с Западной завесы. Теперь у нас есть все для освобождения Казани.

Кобозев подошел к карте и переставил два флажка возле станции Тюрлема:

— У нас теперь есть Пятая армия, три эскадрильи, Волжская военная флотилия.

— Где она сейчас?

— Идет к Свияжску. А по пути наносит удары вражеским кораблям. Наше превосходство в воздухе и на воде бесспорно. Теперь уже каппелевцы не рискуют налетать на Свияжск. Вацетис убежден, что нужно действовать решительно, не упустить момент для нанесения решительного удара, и мы освободим Казань.