Стратегическая нестабильность XXI века

Этот же двойной стандарт "нового мира" используется применительно к процессам федерализации и интеграции. Запад сохранил за собой право на понятие политической нации, в рамках которой этнические различия не могут иметь политического статуса и давать повода для «этносуверенитетов». Словом, речь шла о том, чтобы сохранить суперэтнические универсалии прогресса, потеснив этноцентристский стиль ретро в сферу досуговых игр и потребительских стилизаций. Что же касается Востока — начиная с постсоветского пространства и кончая Китаем, — то Запад проецирует на него негативное понятие империй, которые, в соответствии с правом на демократическое национальное самоопределение, должны распасться. Это правило действует и применительно к потребностям экономической интеграции, без которой сегодня нет развития. Интеграционные процессы на Востоке подлежат символической (в смысле ценностного осуждения), политической и военной репрессии — в качестве рецидивов империализма, которых современный цивилизованный мир не может терпеть.

Подключение мировой периферии, куда теперь зачисляются и бывшие союзные республики постсоветского пространства, к глобальной экономической системе отныне возможно только на условиях реколонизации. Не самостоятельные субъекты развития, имеющие собственную программу и перспективу, а обслуживающая мировой центр сырьевая периферия. Этноцентристский стиль ретро, который для новых племенных вождей был составляющей политических технологий самостийности, а для обслуживающей эту политику гуманитарной интеллигенции — специфической формой самоутверждения, неожиданно обернулся не стилизованной, а настоящей, драматической архаизацией и деградацией.

Только теперь, после наступления этого момента истины, все мы можем оценить, чем в действительности был для всех нас Советский Союз. Он был уникальной, не предусмотренной Западом для других народов перспективой самостоятельного прогресса и приобщения к стандартам развитости. Западная цивилизационная дихотомия: Запад и остальной мир, Запад и варварство, Запад и колониальная периферия — была впервые в истории нарушена для гигантского региона Евразии. Здесь, в советском пространстве, в самом деле действовало нигде в мире не предусмотренное правило "социалистического строительства": больше ресурсов, льгот и преференций роста получают те республики (регионы), которые временно отстали и находятся в более трудном положении. Национальные республики бывшего СССР в самом деле получали больше инвестиций и другой помощи союзного центра, чем РСФСР. Союзный центр навязывал союзным республикам ускоренную индустриализацию, урбанизацию, интеллектуализм (в рамках всеобщего обязательного среднего образования и практически массового — высшего).

Сегодня бывшие республики, которые якобы добились «самостоятельности», попали в принципиально другую систему, с другими правилами для менее защищенных. Дело не только в том, что многие из них просто вернулись в ситуацию, исторически предшествующую их присоединению к Российской империи. Это действительно так: многие народы бывшей Средней Азии и Закавказья просто вернулись из прогресса к традиционному образу жизни с сопутствующими этому последствиями для личности, заново скованной авторитарностью восточного обычая.

Это правда, но не вся. Данная традиционалистская правда дополняется новой, империалистской, конформистской правдой: архаизация и деградация для всех республик бывшего Советского Союза выступают не только как стихийный результат разрушения советской системы роста, но и как обязательная к выполнению программа, навязанная МВФ и другими директивными органами нового, однополярного мира.

Если прежде республикам СССР навязывались ускоренная индустриализация и специализация, то теперь навязывается деиндустриализация вместе с обязательным свертыванием государственных программ образования, науки и культуры. Не успели новые правящие элиты побывать в роли националистов, как им навязывается роль компрадоров, обязанных освобождать свои ресурсы и территории для новых хозяев мира. Коррумпированные правители, не способные к эффективному экономическому и административному управлению, жаждут западных кредитов. Им ставят непременное условие: кредиты даются под программу деиндустриализации и демонтажа всего того, что можно отнести к внерыночной подстраховке "человеческого фактора". В глазах новых колониальных администраций человеческий фактор местного типа не заслуживает никакого снисхождения, рассматривается как реликт советского гуманизма, не вписывающийся в новый социал-дарвинистский мировой порядок.