Стратегии гениальных мужчин

Нет смысла описывать ряд кризисных обострений и приступов в самом жутком периоде жизни Ван Гога – после его тридцатипятилетия – суть всех их была в одном и том же: невозможности увязать свое будущее с происходящим во внешнем мире. Практически, уже нет ничего странного в периодических попытках находящегося в глубокой депрессии живописца покончить с собой, о чем он сам сообщает как об обычных событиях. Но даже в таком состоянии Ван Гог, лишь только начиная контролировать свои действия, тут же брался за работу. Его одержимость все еще была неисчерпаемой, а в одном из писем он указывает, что возьмется за работу уже в день приезда в Париж. Желание творить не подводило Винсента даже в самые критические дни, наступившие после посещения семьи брата, – именно после этого он осознал, что для него нет места в этой семье, а значит, и в этом мире. Каждый раз новая попытка сближения с миром через близких ему людей могла бы изменить все и вернуть его, однако на этот раз последний замок надежды рухнул. Но и даже тогда Ван Гог, практически уже балансируя между жизнью и смертью, создал за два месяца около 80 картин… Вопрос качества живописи больше не был актуальным для художника – на полотнах осталась печать яростного самовыражения изгнанного, но не озлобившегося отшельника. И горечь покидающего мир неудовлетворенного человека.

И наконец, самым последним всплеском жизни стала его остановка у доктора Гаше, найденного братом. Рисуя дочь престарелого медика, безнадежный мечтатель о «нормальной» жизни, естественно, увлекся ею. Был ли он отвергнут женщиной или глубокую либидо-фрустрацию усилила жесткая позиция самого доктора, но это оказалось последним изгнанием. Дополнением к очередной несчастной любви стало короткое посещение брата, во время которого Винсент еще раз четко осознал – он не нужен даже брату… Теперь он уже страстно жаждал смерти как избавления от мучительного существования плоти. Тридцатисемилетний непризнанный художник освободил себя роковым выстрелом из пистолета. Брат Теодор успел застать умирающего брата живым – возможно именно этого желал Ван Гог – это был его последний укор.

Винсент Ван Гог сам отпустил себе лишь десятилетие активного творчества. Он жил словно заживо погребенный. Пылая, как лесное пожарище, он в течение всех этих десяти лет находился на грани безумия, и все эти годы оказались остервенелой борьбой за право родиться. Родиться как живописцу, человеку, пришедшему в этот мир, чтобы сказать что-то новое, свое, такое, чего еще никто не говорил. Ван Гог, почти не думая о внешней стороне успеха, а в последние годы творчества, похоже, и не веря в него, дал миру новые знаки и новые символы. Нельзя сказать, что и в нынешние времена, в XXI веке, он понимаем всеми. Да и может ли вообще творец претендовать на массовое понимание? В лучшем случае, податливые обыватели, с восторгом взирающие на полотна признанных и принимаемых критиками живописцев, будут трепетать перед именем титана и благодарить судьбу за то, что удалось их увидеть, и, может быть, заставят себя немного почувствовать глубину чьего-нибудь великого порыва. Иногда даже не подозревая, при жизни творца его порыв был предан забвению. «Я оставлю по себе память – в виде рисунков или картин, которые могут не понравиться отдельным группам или школам, но зато полных искреннего человеческого чувства. Вот почему я рассматриваю эту работу как самоцель», – написал он однажды.

Глава 3 Томление по божественному сиянию

«Нельзя уйти от судьбы; другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий».

Фридрих Энгельс

Вулканизм человеческой породы и рождение одержимости