Стратегия

 Из политической цели войны, установленной руководящим войной органом, для действий на вооруженном фронте вытекает своя конечная военная цель, к достижению коей должны направляться усилия армий и флота. Если борьба сложилась в таких исключительных условиях, что возможно достигнуть конечной военной цели одним прыжком, то для стратегии остается немного работы: производство этого прыжка, называемого операцией, — дело оперативного искусства. Роль стратегии резко обозначается, когда конечная цель не достижима одной операцией, и надо наметить несколько этапов пути, ведущего к цели; когда охваченные войной границы обширны и образуют не один, а несколько театров военных действий и на этих театрах приходится вести самостоятельные операции. Эти одновременно ведущиеся операции необходимо согласовать так, чтобы частные цели, достигнутые ими, образовывали этапы на кратчайшем пути к достижению конечной военной цели. Указания стратегии, это — вехи, обозначающие цели, к которым должны устремляться операции[164]. По мере изменения обстановки, одни цели должны заменяться другими; в случае достижения операцией одной цели должна быть выдвинута следующая, ориентирующая сначала оперативную подготовку, а затем и оперативный удар.

Мы, конечно, не должны обманываться в кажущейся простоте этой работы стратега. На войне приходится иметь дело с идущей наперекор волей неприятеля, с трениями в различной форме, со стихийным развитием могущественных процессов на базе и в армии. Найти в этих условиях кратчайший, удобнейший, вернейший, логический путь к конечной военной цели совсем не легко. Выгодность и разумность постановки той или иной цели зависит от очень сложных, сплетающихся в целый клубок предпосылок. Группировка вооруженных сил обеих сторон, получившаяся на театре военных действий, представляет лишь часть соображений, которыми должен руководиться стратег. Ему необходимо хотя бы приблизительно уловить перспективу войны, предусмотреть задачи ближайшего будущего, чтобы руководить настоящим. Мысль стратега должна оторваться от деталей операции и захватить важнейшие процессы, происходящие у нас на базе и в глубоком тылу противника; только уловив характер эволюции жизни воюющих государств в целом, стратег сможет несколько приподнять завесу будущего и, относительно уверенно, поставить задачи своим фронтам и армиям. Нам представляется как особенно тяжелая ошибка совершенно изолированное от глубокого тыла, от базы положение, в которое было поставлено русское верховное командование в 1914 г. Мы сомневаемся, не в лучшем ли положении для выдвижения оперативных целей находился в Петрограде военный министр, имевший о событиях на фронте весьма отрывочные данные, но лучше чувствовавший биение пульса тыла, чем верховный главнокомандующий в Барановичах.

Сравнение успехов мобилизации нашей промышленности с возможностями Германии позволило бы, в конце октября 1914 г., принять правильное решение о допустимом пределе нашей активности. Неправильная постановка целей операций уже за полгода начала подготовлять майскую катастрофу 1915 года — Людендорф со своей стратегией добивания русских в 1917 году был прав или неправ, в зависимости от успешности развертывания германской промышленности по «программе Гинденбурга», в зависимости от прочности германского тыла и степени отзывчивости его на лозунги русской революции, в зависимости от того, заглохнет или будет развиваться революционное движение среди французских войск, начавшееся в мае 1917 г., в зависимости от успехов подводной войны и формирования армии Соединенными Штатами, в зависимости от количества энергии, еще сохранившейся в Австро-Венгрии, Болгарии и Турции. Можно быть прекрасным оператором и плохим стратегом: Людендорф показал выдающееся искусство в организации и руководстве операциями, и не умел ставить для них цели, не справлялся с ориентировкой оперативной деятельности.