Человек в наушниках, интервьюер в зале А, встал со своего места во главе стола и подошел к молодой женщине, которую они называли номером четыре.
– Как вы думаете, ваши дети… – Он покосился на свои записи. – Бертран и Сирина. Как думаете, они вас уважают?
– Молодец, Тони, – похвалила Марта в микрофон. – Волновая функция выравнивается.
Женщина помялась, потом сказала:
– Надеюсь, да.
– Они вас видят, когда вы сидите за компьютером, участвуете в торгах?
– Они меня видели за терминалом. – Женщина пыталась представить себе эту картину. – Но вряд ли понимали, что я делала.
– А их впечатление о вас, – давил интервьюер. – Как думаете, они видели перед собой уверенную женщину?
– Прямое попадание, – сказала Марта, выключая зал А и одновременно открывая канал зала В.
В окне справа я различил пятерых мужчин и женщин перед большим телеэкраном. Все в металлических ободках с резиновыми антеннами.
– А теперь, пока вы будете смотреть следующую запись, – говорила ведущая-азиатка, – пожалуйста, внимательно слушайте, что говорит оратор. – Она нажала кнопку на пульте, и на экране возник Эзра Бирнбаум.
– Ты записываешь, Дэн? – спросила Марта техника в дальнем углу наблюдательской.
– Все пишется, – отозвался тот.
Бирнбаум ораторствовал в телевизоре, а на экране в кабинете появились пять волнистых зеленых линий. Равномерных, пока Эзра объяснял, что фондовая биржа заменила, «по сути дела, социальное страхование». Белобрысая что-то записывала. Бирнбаум сообщил, что «новое поколение программ сетевых торгов грозит лишь обострить эту тенденцию, маня публику к неслыханному, бешеному пароксизму оптимистических сделок». Четыре линии ощерились колючками, одна осталась без изменений.
– Что это значит? – спросил я. – О чем они думают?
– Мы тебе потом покажем анализ, – ответила Марта. – Дэн, у тебя энцефалограмма третьего под рукой?
Техник протянул ей распечатку.
– Неудивительно, – сказала она. – Он же, блядь, эпилептик. Как он через отсев пробрался? Уберите его данные из среднего отклика.
Алек откинулся в кресле и улыбнулся мне. Вот теперь парень в своей тарелке. Безгранично властвует над человеческой душой, прячась за тремя зеркальными стеклами. Я улыбнулся в ответ. У каждого должна быть роль. Алек хотя бы нашел свою.
– Ничего, если я на зал Б гляну? – спросил он.
Марта нажала переключатель, открыв окно в третью камеру пыток.
Три жертвы сидели, закрыв глаза, а пожилой дядька неспешно обходил их кругами.
– Хорошо, Натали, – говорил он. – Теперь расскажи, что ты там видишь.
– А где же электроды? – пошутил я. – Что там происходит?
– Они все загипнотизированы, – ответил Алек. – Экспериментальный метод.
– Я в темном тоннеле, – говорила одна женщина. – На стенах цифры.
– Можешь их разглядеть? Прочитай мне. – Старик осторожно вел ее сквозь подсознательные видения.
– Три, восемь и шесть, – сказала она. – А потом они расплываются.
– Можешь сказать, почему они расплываются?
– Не знаю. – Голос сорвался. – Я боюсь. Тут темно.
– Все в порядке, – успокоил старик. – Возвращайся в укрытие и подожди меня.
Это уже перебор. Я тут прямо вуайерист.
– Мне бы Вилли освободить[172]
.Над моим эвфемизмом засмеялась даже Марта.
– Я с тобой. – Алек положил руку Марте на плечо. – Потрясающе. Мы вернемся, когда анализ будет готов.
Я подождал, пока за нами закроется дверь.
– Просто ЦРУ какое-то. Надо же.
– Еще бы. – Алек сиял. – Кайфово, скажи? Никаких случайностей.
Я осмотрел одинаковые коридоры. Вероятности нахождения уборной равны.
– Пошли, – сказал Алек. – Сюда.
Мы шли по длинному белому коридору мимо разноцветных дверей с бумажными табличками: «Изучение мыла», «Дети и бекон», «Артритная группа» и «Отклик на школьные ваучеры».
– Господи боже, да их здесь тысячи, – вслух удивился я.
– У нас демократия, Джейми, так что оно и к лучшему. – Алек придержал дверь и вошел вслед за мной. Я направился к писсуару, Алек – к раковине. – Фокус-группы – тончайшее отражение стремлений общественности. Абсолютное голосование.
– В рыночной экономике люди долларами голосуют, – заметил я, пока мой мочевой пузырь расслаблялся. Мне понравилось, с каким звуком мощная струя бьет в пластик.
– Ну зачем сплошь пробы и ошибки? – спросил Алек, моя руки. – Правильно организованная фокус-группа добирается до глубин человеческих нужд, когда эти нужды еще из подсознания не выплыли. Это позволяет нам угадывать, чего люди хотят, сами того не зная.
– Чтобы выпускать рекламу, исходя из этих потребностей?
– Чтобы создавать продукты и услуги, удовлетворяющие людей, – объяснил Алек, вытирая руки. Затем кинул бумажное полотенце в корзину, подошел к соседнему писсуару и расстегнул ширинку. – Если потребность удовлетворяется брэндом, так тому и быть.
Я застегнулся и отошел к раковине.
– Но детекторы лжи[173]
? Сканирование мозга? Гипноз? Что, это правда что-то проясняет? Мы действительно хотим, чтобы рынком правило подсознание?– Абсолютно. Только так и честно. Подлинный человеческий дух. Пока он не изуродован социальными и невротическими фильтрами.
– И ты в это веришь?
– Все сводится к тому, что у нас у всех общего. Потому-то мы и в одной команде.