Стратегия исхода

– Именно. – Алек взял меня под руку. – А едва мы запалили злость, можно их гнать, куда вздумается. Это когда парнишка подносит кусок торта ко рту, а мы накладываем фразочку типа «кто меня защитит?», «никто, кроме меня» или «я умею думать сам». В редких словах социальной рекламы Национального общественного радио[177] и в Сан-Франциско мы используем: «Если тебе хорошо, значит, все хорошо».

– И только-то? – Неубедительно. – И люди кинутся защищать онлайновые торги?

– Не просекаешь? Пацан. Он ест торт! Он на кухне, а родители ушли! Все складывается. Это шутка, это медиафишка, но это реально!

– Наверное. – На съемочной площадке блондин сидел в декорациях сельской кухни. Камера покатила ближе, парень медленно жевал шоколадный торт – кусок за куском. Затем поднял руку.

– Снято! – объявил голос режиссера. Помощник ринулся к площадке с большой алюминиевой мусорной корзиной.

– Что происходит? – спросил я.

Парень склонился над корзиной и выблевал пару-тройку кварт бурой жидкости.

– Ох, блин, – выругался я, еле подавив собственный рвотный рефлекс. Режиссер обернулся и сердито зыркнул.

Вся съемочная группа безмолвно и недвижно наблюдала, как мальчишка избавляется от торта. Когда судороги утихли, парень оперся локтями на корзину, вытер лоб и тяжело вздохнул.

– Малыш, ты в норме? – спросил режиссер. Пацан показал большой палец. Настоящий профи.

– Ну хорошо, – рявкнул режиссер. – Еще дубль! Грим!

Две женщины ринулись парнишке на помощь. Одна вытирала блевоту с губ, другая заново пудрила и румянила. Помощник поставил свежий кусок торта и убрал мусорную корзину. Режиссер покатил камеру, и все началось заново.

Тем временем в монтажной наверху лепили второй ролик – «Народ един, рынок один». Он базировался на другом потребительском открытии «ДДиД»: участники сетевых торгов страдают от эмоционального раскола. С одной стороны, их заваливают данными об инвестициях по самое не могу, и они уже боятся решать самостоятельно. С другой же стороны, они глубоко убеждены, что их шестое чувство – идеальный показатель шансов акций на успех. Избавившись от «тирании противоречивой информации», как выразилась Марта, они почувствуют, что свободны.

Творческое воплощение новых съемок не предусматривало. Вместо них использовалась нарезка знаменитых репортажей о восстаниях: демонстрация на площади Тяньаньмэнь, падение Берлинской стены, бдения со свечами на улицах Чехословакии, бунты против Всемирной торговой организации в Сиэттле и Широкополосный мятеж в Омахе. Поверх кадра бежали ярко-зеленые цифры НАСДАКовского тикера. Сцены становились ярче, и тикер начинал пульсировать в ритме сердцебиения, стук сердца все громче и громче. Голос знаменитой актрисы, игравшей капитана корабля в свернутом сериале «Звездный путь»[178], говорил за кадром: «Америка – древо, что корнями в морали, а ветвями в свободе. Мы единый народ, наша цель прекрасна. Мы достигнем небес, и тогда нас не остановить. Отпусти народ мой».

– Гениально! – провозгласил Тобиас Морхаус на следующее утро в шесть, когда мы прогнали ролики у него в конференц-зале. – Когда в эфир?

– Первый пойдет на финансовом канале «Си-эн-эн» с сегодняшнего утра, – просиял Алек. – Второй сегодня появится на крупнейших каналах в новостях.

– Фантастика! – сказал Морхаус, перематывая пленку, чтобы посмотреть еще раз. – А где написано «Морхаус и Линней»? Вы там в конце добавили?

– В этом прелесть, пап. Мы это вообще нигде не пишем.

– Это что ж за реклама такая? – растерялся Тобиас.

– Ты вдумайся. – Алек поднялся и медленно обошел стол. – Не продвигается никакой брэнд. Реклама позиционируется как социальная. Благородный проект анонимной фирмы, которая просто и честно транслирует глас народа.

– Но как все узнают, что это мы? – Морхаус засопел. Креатив – само собой. Но платить большие деньги за анонимную рекламу – дурацкий бизнес в чистом виде.

– Ты что, не понимаешь? – Алек говорил на добрых пару октав выше обычного. – Вторичные СМИ! Это революционная кампания. Все захотят выяснить, кто делает рекламу. Будут расследования, сюжет в «20/20»[179], а потом какой-нибудь репортер – которого, ясное дело, мы и выберем, – «обнаружит»! – Алек нарисовал в воздухе кавычки. – И тут все на свете давай писать, что «Морхаус и Линней» так распереживались из-за свободы американской общественности от оков парализующего регулирования, что сняли рекламные ролики, не рассчитывая на вознаграждение!

– Ты как думаешь, Джейми? – спросил Тобиас чуть потише. – Сработает?

Алек даже не обернулся, не покосился, как он умеет – дескать, лучше со мной согласись. Но его затылок многое мне высказал.

– Я считаю, это прекрасно, – ответил я. – Мы получимся просто герои нашего времени.

– Или трусы. – Тобиас почесал волосатые костяшки. – Терпеть не могу стрелять из-за стенки по горшкам. Очень… неспортивно.

– Это новый мир, пап. – Алек сел напротив него. Я думал, он сейчас возьмет отца за руку. – Ты уж мне поверь. Это мой бизнес[180].