Уступая в техническом и промышленном отношении, Советский Союз нуждался в промышленных талантах Германии и Японии. Что касается британцев и американцев, для них немецкие и японские солдаты стали бы решающей силой в противостоянии континентальной державе со столь мощными сухопутными войсками, как СССР. Ни та ни другая сторона не могла надеяться на то, что в послевоенном мире она сумеет удовлетворить свои потребности, если Германия и Япония прекратят существование как великие державы.
Этим обстоятельством Германия и Япония могли бы воспользоваться, не выбери они ранее такой опасный путь, из-за которого налаживание отношений с ними вообще не рассматривалось всерьез. Без воздействия на американское общественное мнение болезненной атаки на Перл-Харбор со всеми ее зловещими последствиями, усугубленными расизмом, и без всего того, что натворили нацисты, немцы и японцы могли бы предложить кому угодно свои уцелевшие силы и свой будущий потенциал – и побудить ту или иную сторону принять их в качестве союзников. Но крах государственного управления в Берлине и в Токио был настолько сокрушительным, что подобной попытки даже не предпринимали, пусть Япония сумела хранить мир с СССР вплоть до самого кануна ее капитуляции.
Сталин был, по-видимому, убежден, что британцы постараются уговорить более простодушных американцев на союз с нацистской Германией до окончательного поражения последней (каковое сделает помощь Германии против СССР бессмысленной). С точки зрения Сталина было просто нелогично для британцев и американцев вступать в грядущую послевоенную конфронтацию, не заручившись ценным союзником, которого они могли получить так легко. Сам он начал готовиться к послевоенной схватке с 1943 года, а еще раньше спокойно закрывал глаза на зверства нацистов и заключил выгодный союз с Германией в 1939 году. Сталин предполагал, что британцы и американцы поступят ровно так, как на их месте поступил бы он, – возможно, прикрываясь фиговым листком нового немецкого военного правительства, которое устранит Гитлера, но продолжит войну, уже против одного Советского Союза. Вот почему новости о сорвавшемся заговоре военных против Гитлера 20 июля 1944 года внушили советскому руководству подозрения, как и вообще любые контакты британцев или американцев с немецкими офицерами (такие контакты действительно происходили в последние недели войны, когда все чаще велись частные переговоры о сдаче)[181].
Сталин ошибался в своих подозрениях относительно британцев и американцев, но был совершенно прав в понимании логики стратегии. Союз американцев с немцами и японцами состоялся, как и ожидал Сталин (наряду с Гитлером в последние дни жизни), пусть уже после того, как война закончилась и политический характер новых партнеров полностью изменился. Однако во время войны тенденция к распаду союза, проявлявшаяся в горизонтальном измерении, встречала сознательное сопротивление, и никто не пытался предотвратить окончательное поражение стран Оси, которое в итоге было достигнуто в вертикальном измерении во всех видах военных действий на всех главных театрах войны.
Пределы взаимопроникновения
Из сказанного следует, что, выиграй Роммель свою битву в Северной Африке, он в итоге лишь разделил бы судьбу не вовлеченных в боевые действия немецких гарнизонов на островах в проливе Ла-Манш, в Дании и Норвегии, которым все равно пришлось сдаться 7 мая 1945 года. Но Роммель, как известно, проиграл. При всем несомненном превосходстве немецких войск над британцами на оперативном уровне этого оказалось мало для преодоления обусловливающего воздействия пространственных факторов на уровне стратегии театра военных действий. Нужно заглянуть за пределы Северной Африки, чтобы осознать то огромное превосходство британцев, с которым немцы пытались состязаться. Можно предположить, что, получи Роммель дополнительные силы и организуй он для них надлежащее снабжение, ему удалось бы достичь своих окончательных целей, то есть Каира и Суэцкого канала, пройдя приблизительно 1500 миль от Триполи. Это и вправду стало бы великим достижением для генерала, таланты которого не простирались далее оперативного уровня и который, видимо, вообще не понимал стратегии театра военных действий[182]. Притом все равно это была бы победа в битве – точнее, итог нескольких побед в сражениях, – а не победой в кампании, ибо кампания бы не закончилась.