Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Мы знаем, что эта привычка, как и многие другие, возникла не от хорошей жизни. Русские земли в период формирования единого государства на основе «вооруженной Великороссии» не были избалованы особо благоприятным геополитическим и международным положением. Им довелось выживать в условиях, когда на помощь извне рассчитывать не приходилось. Пришедшее уже в середине XIII в. понимание того, что в борьбе с самым страшным противником – монгольским государством – Запад нам не помощник, а такой же хищный враг, было основано на чувствительном опыте и не может быть перекрыто никакими новыми впечатлениями. В отличие от христианских народов Испании и Португалии, Русские земли не были частью более широкого политического и идеологического сообщества: они не получали военной поддержки извне, подобной тому, как рыцарство со всей Западной Европы устремлялось на Реконкисту.

Не было и влияния идеологии, скреплявшей широкие международные сообщества: в момент внешнеполитического кризиса середины века Константинополь – духовный центр православия был занят европейскими крестоносцами (1204–1261), а после их изгнания Византия уже никогда не смогла восстановить даже часть прежних возможностей и авторитета. Обращаясь в Константинополь за утверждением митрополита Киевского и всея Руси, Русские земли действовали по традиции, которую не решались отвергнуть вплоть до середины XV столетия. Но не были готовы получать оттуда политическую поддержку или указания, имеющие значение для международных отношений. Патриарх Константинопольский и утвержденный им митрополит Руси были, опосредованно в первом случае и прямо во втором, не внешними источниками легитимности, а участниками русского внутриполитического процесса. Это, конечно, делало русских правителей более свободными и гибкими в решениях, в т. ч. там, где это было невозможно в Западной Европе в силу именно идеологических соображений.

Уже с начала XV в. московские государи начинают привлекать на службу татарские военные отряды – практика, возникшая на самых ранних этапах взаимодействия Руси со Степью. В 1452 г. ислам не становится препятствием для расселения «служилых татар» на восточных рубежах Великого Московского княжества – решения совершенно экстраординарного по меркам средневекового религиозного сознания, но обусловленного тем, что Василий II Темный мог действовать без оглядки на мнение других христианских правителей. Отсутствие необходимости соответствовать шаблонам поведения, принятым в более широком цивилизационном сообществе в первые столетия новой русской государственности, сделало ничтожным символическое измерение внешней политики: русская внешнеполитическая культура формировалась в условиях, когда символы – важный инструмент цивилизационного единства разных народов – не имеют большого значения. Значение имеют содержание и практика, определяющаяся конкретным соотношением силовых возможностей Русской земли и ее соседей. Русская внешнеполитическая культура формировалась как прагматичная и не уделяющая внимания идеологии и символам.

Одновременно самостоятельность Русских земель по отношению к более широким международным сообществам развивала привычку опираться только на свои силы вне зависимости от того, насколько они велики или малы. Русская внешнеполитическая культура изначально содержит в себе чрезвычайно высокую степень приспособляемости к ситуации. Отсюда один из ее центральных парадоксов: способность к бесконечно длительному отступлению без признания своего поражения. В русской внешнеполитической культуре нет связи между силой противника и его авторитетом: любое преклонение колен является даже не тактической уловкой, а органичной частью взаимодействия с тем, кто сильнее сейчас, но может быть побежден завтра или послезавтра. Российской внешнеполитической культуре несвойственно четкое различение таких категорий, как оборона и наступление. На этапе формирования единого государства с центром в Москве они были всегда настолько переплетены, что обнаружить ясную концептуальную грань было так же невозможно, как и практическую. В отношениях с Ордой или Литвой, обороняясь, русская внешняя политика не ставила задач, которые могли бы ограничить возможности наступления тогда, когда для этого возникнут подходящие обстоятельства. В обоих случаях вторжения иноземных соседей постепенно, без четкой разделительной грани, совершенно несистемно сменялись уже русскими походами в их владения.