Стратегия обмана. Трилогия (СИ)

   Ни суровые требования покинуть Никарагуа во время бомбёжек, ни робкие просьбы уехать из Сальвадора, где убивают священников и насилуют монахинь - ничего из этого на Манолу в своё время не подействовало. Но стоило только отцу Матео позвонить в Сан-Сальвадор и сказать о своих опасениях, что скоро его арестуют и обвинят в покушении на папу, Манола бросила всё, оставила позади гражданскую войну и кинулась в Рим, чтобы поддержать брата.

   Он уговорил её поселиться на другом конце города, подальше от него, чтобы не дать шанса недоброжелателям узнать, что рядом с ним есть близкий человек, на которого можно надавить, причинить боль, после чего можно будет сломить его самого. О Маноле знала только квартирная хозяйка донна Винченца и её дочь, с которой Манола тут же сдружилась и наведывалась в гости - вернее, это соседи думали, что монахиня навещает дочь донны Винченцы, в то время, когда Манола приходила к брату. Такое положение вещей отца Матео устраивало и даровало ему спокойствие. Хотя находились и такие внимательные люди, которые, уловив внешнее сходство, обязательно спрашивали, а не родственники ли отец Матео и сестра Мануэла. Врать близнецам не хотелось, но и от прямого ответа уходить редко получалось.

   - Я боюсь, Манола, - тихо говорил отец Матео сестре, когда в один из вечеров они остались в его комнате, - не за себя, а за людей вокруг. Всё чаще мне кажется, что всепроникающе зло окутало Рим и Ватикан, и не у многих хватает сил молиться и бороться с его властью над людскими сердцами. Столько смертей, столько подлых преступлений. Я не знаю, как самому уберечься от них, но хочу спасти тебя, Манола. Ты видела и так очень много боли, страданий и смертей в последние годы. Не хочу, чтобы и здесь ты видела всё то, от чего уехала.

   - Тео, - с печалью в глазах, отвечала Манола, - может я и уехала из страны, где страдания и боль стали обыденными и привычными, но только потому, что твоя боль вдвойне сильнее и для меня. Мы брат и сестра, плоть от плоти, кровь от крови, и не можем быть порознь, когда случилась беда.

   - Прости меня, Манола, - уронив голову ей на руки, произнёс он, - я был чёрств и неотзывчив, когда ты была в Никарагуа и разделила страдания с тамошними жителями. Я слишком поздно понял, какое беззаконие терпели сальвадорцы по вине самого... Это общая вина, и моя в том числе.

   - Полно, Тео, не кори себя. Ты сделал всё, что мог, чтобы помочь архиепископу Ромеро, это ты предупредил его об опасности, и не твоя вина, что убийцы совершили страшное злодеяние, пролив его кровь на алтарь.

   - Но я служу тем, кому безразлична жизнь любого сальвадорца, любого католика, живи он за пределами Града Ватикана. Как знать, если вчера святой отец закрыл глаза на реки крови в Сальвадоре, может, завтра он погонит поляков на баррикады против коммунистов и так же равнодушно будет взирать на смерти католиков, ведь они погибнут во имя какой-то странной свободы, которая понятна ему одному.

   - Что ты Тео, не говори так, папа не может быть настолько жестокосердным.

   - Нет, Манола, если бы ты только слышала его слова, если бы ты была рядом, когда архиепископ Ромеро прибыл в Ватикан на аудиенцию... Не передать тот холод и безразличие, что я слышал от святого отца, не передать всю боль и отчаяние, что овладело архиепископом. И мне стало несказанно больно, когда я услышал о его смерти, страшной смерти. Но больше я был напуган, когда услышал новость о том страшном злодеянии, что свершили с американскими монахинями эскадроны смерти. - Подняв голову, отец Матео посмотрел сестре в глаза. - Скажи мне честно, без утайки, ведь я твой брат, не свершили ли подобного злодейства с тобой?

   - Что ты, Тео, - с удивлением уставившись на него, произнесла Манола. - Что ты такое говоришь? Никто не надругался надо мной, я чиста.

   - Я знаю, сестра, что никогда душой ты не посмеешь согрешить, но тело уязвимо для зла извне, насильник и убийца с этим не посчитается.

   - Перестань, Тео, я говорю это не для того, чтобы успокоить тебя, а потому что так и есть на самом деле. Никто меня не трогал, - смутившись, она добавила. - В тот день, когда убили архиепископа Ромеро, когда убили еще множество человек в городе, да, за мной гнались трое и угрожали всяческими мерзостями. Но я смогла убежать, я тогда свалилась со склона, и то падение спасло мою честь. Но мои глаза и уши, когда я... Впрочем, я рассказывала тебе о том кровавом ужасе, что устроил майор. Так что не терзай себя, Тео никто не оскорбил меня.

   Отец Матео заметно оттаял:

   - Как же я рад это слышать, сестра. Видимо, я начинаю терять веру и забывать, что не надо верить гадателям, раз стал прислушиваться к ложным пророчествам ведьмы Амертат. Она говорила такие страшные вещи, чтобы испугать меня, и заставить поверить в её пророческий дар.

   - Что же она сказала? Что я в опасности?