Стратегия оборотня

— Курсант Джисс, встаньте!

Я, конечно, поднялась и вытянулась по струнке.

— Да, сэр!

— Курсант Джисс, вы обвиняетесь в распространении запрещенных психотропов на территории академии. С письменного разрешения руководства академии военно-полицейских сил номер один Системы Освоенных Территорий вы временно направляетесь в полицейский квадрат до выяснения. Учим во имя порядка!

Я похолодела. Даже «Да, сэр!» выдавить не смогла. А еще в кармане учебного комбинезона лежала записка — они обыщут меня, и теперь этот адрес станет доказательством моей вины, а не невиновности. От шока не могла пошевелиться, но почти сразу раздалось:

— Курсанты Вейр и Хадсон! — на этих словах подскочили с мест Одир и Триш. — Вы обвиняетесь в преступном сговоре и сокрытии важной информации. С письменного разрешения руководства академии военно-полицейских сил номер один Системы Освоенных Территорий вы временно направляетесь в полицейский квадрат до выяснения. Учим во имя порядка!

Мы втроем, едва передвигая ватными ногами, направились к выходу. Лишь бы не опустить подбородок. Лишь бы не ссутулить спину. Мысли замерли, ни одной внятной. Когда поравнялись с ректором, он сказал тихо:

— Надеюсь, что все быстро выяснится и окажется ложью. Жду вас в скором времени на занятиях, курсанты. А от полиции жду извинений.

Кажется, Триш благодарно улыбнулась ему, хотя ее глаза были переполнены слезами от страха. Ректор это сказал от чистого сердца, он всерьез надеялся на удачный исход. Потому что в ином случае репутация всей академии получит удар — да такой мощный, что этому бедному мужчине, вполне вероятно, вообще придется освободить должность. Ничего показного в его бледности и испарине на лбу не было. Могу только представить, с каким лицом он подписывал озвученные разрешения.

В коридоре на наших запястьях закрепили пластиковые наручники. Хоть вина пока и не доказана, но как курсанты мы считались субъектами повышенной опасности. Полицейские просто указывали, что делать и куда идти. Без давления, тихо, не привлекая еще большего внимания, они выполняли свою работу. Во имя порядка, дерьяк их раздери.

Навстречу по коридору бежал Эрк. Начал объяснять еще на ходу:

— Триш вскрикнула, когда озвучивали обвинения… Я все слышал! Это бред!

— Отойдите в сторону, курсант Кири, — сказал один из полицейских, а я даже не удивилась, что он знал его имя.

Эрк же уверенно преградил ему дорогу:

— Почему, интересно? Ведь мне, вроде как, должны были высказать те же подозрения!

— Отойдите в сторону, курсант Кири, иначе мы будем вынуждены применить силу.

Эрк зло рассмеялся:

— А, понял! Решили навести порядок, но так, чтобы не создать еще больше проблем? А у меня такая чудесная фамилия — от нее так и разит проблемами и основательным расследованием! Если оформите меня, то дело запросто уже не закроешь, отец не позволит. Угадал?

— Отойдите в сторону, курсант Кири! — рявкнул полицейский.

Но тот даже не дрогнул. Наоборот, чуть подался вперед:

— А как же чистосердечное признание, офицер? Я чистосердечно признаюсь, что участвовал с этой компанией во всех их тайных заговорах! Надо явиться в квадрат и оформить письменно?

Полицейские переглянулись. Потом тот, что стоял за нашими спинами, шагнул вперед:

— Вы мешаете правосудию, курсант Кири. Но вы действительно можете поехать самостоятельно в полицейский квадрат и оформить там признание. В нем должно явственно звучать — распространяла ли Дая Джисс запрещенные препараты. Если распространяла, и вы об этом знали, то вам даже отец не поможет. А если не распространяла, то вас мы все равно не арестуем, поскольку на ваше имя обвинения не выдвинуто. Отойдите в сторону, курсант Кири, и подумайте о том, что никакие ваши действия ничего не принесут обвиняемым.

Какая интересная юридическая проволочка! Триш и Одир арестованы, а Эрка не арестуют в любом случае, если он только не напишет обвинительное заявление против меня. И тогда я до конца жизни свободы не увижу.

После этого Эрк был вынужден дать им проход. Я не посмотрела на него — не могла посмотреть. Он отчаянно пытался сделать хоть что-то — если бы его арестовали вместе с нами, то доказательство его невиновности, в которое обязательно вмешался бы отец, служило бы доказательством и нашей. Но полицейские так не просчитываются. Во имя порядка…

Мы не разговаривали, вообще лица не поднимали, раздавленные тяжестью. Нас посадили в большой полицейский перевозчик, который со стоянки подал резко вверх, на третью воздушную полосу. Но я не смотрела в окно, хотя до сих пор никогда так высоко не летала. Самая страшная полоса — по ней передвигаются только транспортные средства силовиков и медиков. Всегда самая свободная и притом самая напряженная.