Стратегия оборотня

Женщина за столом вытянулась, а потом покачала головой. Мужчины тоже уставились друг на друга, явно не готовые к подобному. И потом один из них, который еще позавчера выглядел непробиваемым истуканом, наклонился и сказал неожиданно мягко:

— Это… глупое решение, курсант Джисс. Вам не грозит ни смертная казнь, ни слишком длительный срок. Ваше преступление серьезное, но риск не оправдан. А приятели ваши отпущены после вашего же заявления, ради них точно не стоит…

Наверное, я отчаялась. Как тот самый парнишка, у которого погиб брат, после чего он не мог собраться и стал жертвой преступников. Который был готов уже на все, лишь бы это прекратилось, лишь бы стало хоть чуть по-другому, и именно тогда он согласился прицепить неизвестные диоды к своей башке. Я ощущала себя точно так же, и потому тихо повторила:

— Я требую импульсного допроса.

Женщина тяжело вздохнула. Мужчина выпрямился и развел руками:

— Тогда нам не о чем вас спрашивать. Сейчас мы вам обязаны предоставить документы, где перечислены все возможные последствия, и дать три дня. Поставьте свой отпечаток здесь, — он протянул планшет, а у меня, к удивлению, даже рука не дрожала. — Надеюсь, вы в курсе, что в следующие три дня имеете право отменить свое решение? — я кивнула. — Возьмите документы в свою камеру и можете идти.

Я встала и направилась к двери, за которой меня ожидала надзирательница. А он окликнул:

— Курсант Джисс, я сейчас не как офицер говорю, а как отец двух дочерей. Подумайте хорошенько. Вас выпустят максимум в сорок — вся жизнь впереди. А сейчас вы принимаете решение на эмоциях, как подросток.

Я не обернулась. В камере кинула документы на пол, даже не взглянув в них. Возможно, что блондинчик дал и не такой уж плохой совет — я выторговала себе целых три дня! И даже в самый последний момент могу отказаться. А вдруг за эти три дня Эрк все же что-то придумает? Или я сама найду слова убеждения? Три дня — это почти бесконечность, по сравнению с «прямо сейчас». И только в третий день я подниму документы с пола и тогда уже подумаю о следующем шаге.

Почти весь день пролежала на кушетке, пялясь в черный потолок. На самом деле я впервые очень захотела уснуть и увидеть своего «любимого» — впервые осознанно хотела этой встречи. Может быть, он даст еще какую-то подсказку? Но в груди давило так сильно, что я не смогла даже задремать.

И уже поздно вечером к решетке подошла надзирательница — уже другая. Эта была высокой и говорила заметно строже:

— Встать и за мной.

Я подчинилась. Наручники она не стала надевать, но здесь у меня все равно не было шансов вырваться — тресну ее и заработаю еще двадцатку лет сверху. Так себе развлечение.

Она снова привела меня в допросную, где ожидал только один из знакомых офицеров. А как известно, нельзя допрашивать подозреваемых в одиночку — тогда появляется возможность выйти за рамки должностных обязанностей. Потому я застыла в дверях. Но он устало глянул на меня:

— Наша смена уже закончена, но я подумал, что не имею права оставлять эту новость до утра. И без того будет слишком много проволочек… извинения теперь еще ректору приносить…

От услышанного во мне встрепенулось все. Даже не представляла, что надежда способна бить вот так — когда неконтролируемо подскакиваешь, делаешь шаг вперед и замираешь, боясь не выдержать, свалиться мешком на пол. Он не улыбался, но на мое приближение отреагировал кивком:

— Курсант Джисс, с вас сняты все обвинения. Ставлю в известность, что в академии под вашим видом запрещенные препараты распространял перевертыш.

— Я это знала! Но вы ведь не слушали! Как вы его поймали?

Он поморщился.

— Мы не ловили. Он сам явился сюда — с вашим же лицом. По правилам, мы обязаны принимать все чистосердечные признания. Собственно, в этом случае все улики против вас признаются несостоятельными, преступник пойман.

Я не собиралась его благодарить — наоборот, хотелось расхохотаться. Они даже не пытались! И тут вдруг явка с повинной — ну, просто совершенно ничего странного! Проснулся как-то заядлый преступник и думает: «Что-то с совестью моей стало! Пойду-ка я сдамся для разнообразия». Это не правосудие, это фарс какой-то.

Отпечаток на согласии о неразглашении всего, что здесь произошло, поставила без споров. Тоже идиотизм чистой воды — они арест проводили на глазах у моих одногруппников! И теперь, когда я вернусь, каждому станет понятно, что полицейские совершили ошибку. Да и дерьяк с ними, зато от расспросов смогу открещиваться этим согласием.

— Все. Теперь идите на стоянку, вас там уже встречают.

Встречают? То есть друзья уже знают? Но полиция вряд ли сообщила бы им раньше, чем мне… Или Эрк поднял связи отца, чтобы быть в курсе, хотя такой вариант выглядел самым фантастичным.