В 1941 году НКВД был уже совершенно другой организацией, даже по сравнению с годом 1938-м. Берия, опять же, поступил по-сталински. Сталин, заняв в апреле 1922 года невидную и малозначащую должность генерального секретаря ЦК ВКП(б), через какие-то полтора-два года сделал ее основной в партии и, по общеизвестному выражению (приписываемому Ленину, хотя и не факт, что ленинскому), «сосредоточил в своих руках необъятную власть». Берия, заняв в сентябре 1938 года невидную и малозначащую должность наркома внутренних дел, через какие-то два года сделал свою контору сравнимой (если не по властным полномочиям, то по властному потенциалу уж точно) с государством и партией, и... ну конечно же, сосредоточил в своих руках необъятную власть. Что властолюбивого тирана Сталина почему-то совершенно не пугало...
К началу войны НКВД был способен выполнять, в общем-то, любые задачи — в том числе и те, с которыми не справлялись существующие структуры.
Пример первый.
Уже 26 июня вышло указание заместителя наркома внутренних дел, генерал-лейтенанта Масленникова об организации охраны тыла действующей армии. Этим распоряжением все войска НКВД, находящиеся в прифронтовых районах, передавались в оперативное подчинение начальнику охраны войскового тыла фронтов (которая, кстати, тоже относилась не к военному ведомству, а к НКВД). И в тот же день директивой Берии были определены их функции: «наведения порядка в войсковом тылу, очищения тыловых дорог от беженцев, ловли дезертиров, очистки путей сообщения, регулирования подвоза и эвакуации, обеспечения бесперебойной работы связи и ликвидации диверсантов». Как видим, наряду с нормальными задачами органов внутренних дел здесь есть функция, примыкающая к сфере ответственности НКПС, — регулирование подвоза и эвакуации. Именно этот стык плодил постоянные заторы на станциях и служил предметом бесконечных разборок между УВОСО, НКПС и грузополучателями. А кроме того, на НКВД ложится еще и обеспечение работы связи. При том, что в СССР существовал целый самостоятельный наркомат связи, а в структуре РККА — еще и Управление связи, в целом состояние этой области напоминало фильм-катастрофу, причем без хэппи-энда в конце. Но какое отношение эти прискорбные обстоятельства имеют к чекистской работе?Пример второй.
В феврале 1941 года особые отделы были переданы в наркомат обороны, став 3-ми отделами в структуре НКО. Вираж странный, чтобы не сказать очень странный. Особые отделы были не только контрразведкой, но и структурой, надзирающей за армией, и передать руководство надзором тем, за кем надзирают... Это как если бы прокуратурой стал руководить начальник милиции. Тем не менее, зачем-то ведь это было сделано. Только не надо говорить, что Сталин не понимал, что он творит! Передача была примерно такой же, как разделение наркомата. Рядовых армейских контрразведчиков не стали даже переаттестовывать — они так и остались со своими гэбэшными званиями до воссоединения наркомата, когда 3 отделы снова стали особыми, и руководил ими все тот же майор ГБ Михеев. Но вот функции у армейских контрразведчиков вырисовываются довольно неожиданные.Михаил Мельтюхов написал большую статью: «Начальный период войны в документах контрразведки», где приводит подлинные рапорты начальников этих самых 3-х отделов. Все нормально, все путем — особисты рассказывают, что они видели за первые недели войны. И вдруг...
Из спецсообщения 3-го управления НКО № 35303. 26 июня.
«Требуется усиление обороны Киева 2 зенитными артполками, 18 пушками 37-мм, 81 пулеметом крупного калибра, одной авиадивизией и соответствующим количеством снарядов и патронов»
[174].Из сообщения зам. начальника 3-го отдела КОВО. 24 июня.
«Зенитные части обороны не имеют снарядов... 40 000 снарядов находятся на складе Нежин, около Киева. Командование приняло решение перебросить их вагонами, это займет 3 дня. Снаряды необходимо перебросить немедленно самолетами, повторяю, немедленно самолетами»
[175].А интересные функции были у особистов в июне 1941 года, вы не находите?! Но это еще цветочки по сравнению с тем, что содержится в следующих сюжетах.
Из рапортов начальников 3-х отделов. Первая неделя войны.