Стратегия Византийской империи

Некоторые современные историки, предпочитающие видеть в потрясении, испытанном византийцами вследствие уступки, совершённой в 913 г., всего лишь свойственную им озабоченность ничего не значащими титулами, ошибаются: с тех пор как появился ещё один василевс, также защищавший Православную Церковь, император в Константинополе уже не был единственным гарантом дальнейшего существования единственно истинной Церкви, предлагавшей единственный путь спасения всему человечеству. Утрата этой монополии, несомненно, подрывала власть византийского императора над его подданными-хрис-тианами и снижала его престиж среди христиан, живших в других странах, включая последователей папы Римского: ведь окончательный разрыв ещё не произошёл.

Подрыв религиозного авторитета Византии стал ещё более глубоким в 927 г., когда ради заключения мирного договора императору пришлось также признать Болгарскую Православную Церковь автокефальной, с собственным, канонически независимым патриархатом. Не было никаких идеологических возражений в адрес другого патриархата как такового: в конце концов, автокефальные патриархи Александрийский, Антиохийский и Константинопольский существовали с давних пор, но все они были грекоязычными, все служили одну и ту же греческую литургию; возражение культурного и «профессионального» характера выдвигалось в адрес негреческого патриархата и такой Церкви, которая больше не предоставляла должностей грекоязычному духовенству.

Парадоксальным, но неизбежным образом (учитывая их миссионерское призвание) независимость Болгарской Церкви стала возможна благодаря византийским церковнослужителям. В 886 г. ученики братьев и будущих святых Кирилла и Мефодия прибыли в Болгарию, чтобы наставлять её стремившееся к возвышению духовенство. Эти грекоязычные миссионеры справились со своей задачей столь успешно, что к 893 г. у болгар были собственные священники и монахи, а потому можно было выдворить из Болгарии всё греческое духовенство. Несмотря на полное вероучительное единство обеих Церквей, их взаимная ненависть оказалась удивительно стойкой: спустя тысячу лет, в 1908–1909 гг., в Македонии много людей погибло в стычках за контроль над местными церквями, а эти стычки яростно подстрекали соответствующие болгарские, македонские и греческие священники.

Византийских императоров интересовало не то, в чьих руках находятся сельские храмы, а сохранение их легитимности. Если правитель Болгарии мог назначать своего патриарха, который, в свою очередь, мог помазать его на царство как василевса, то император в Константинополе уже не мог заявлять о том, что в ойкумене, в христианском мире, есть лишь один легитимный император.

В таком контексте называть Симеона «нашим возлюбленным духовным сыном» означало, в данном приветствии, вполне сознательное понижение его ранга, ибо прежде он признавался «нашим духовным братом» в письмах, отправленных Романом I Лакапином (920–944 гг.) и собранных протосинкритом Феодором Дафнопатом, ведавшим перепиской императора[326].

Чем низводить духовного брата до уровня подчинённого сына, лучше было разделаться с ним окончательно. Именно это и попыталась сделать возвратившаяся императрица-мать и регент Зоя четырьмя годами позже, в 917 г., согласно Продолжателю Феофана: