Стратегия Византийской империи

Первая причина такова: чтобы вскрыть сильные стороны врага, которых следует избегать, и его слабые стороны, которыми можно воспользоваться, нужно прежде всего понимать самого врага, а это требует усилий интеллектуальных, а также и эмоциональных, необходимых для того, чтобы справиться с ненавистью, ибо никакое глубокое понимание невозможно без вчувствования[497].

Возможно, византийцы тоже ненавидели своих врагов – но, видимо, недостаточно для того, чтобы это помешало им понять их характерные свойства, как мы увидим ниже.

У могущественных и невежественных, даже если они не ослеплены ненавистью, может просто отсутствовать элементарное любопытство, необходимое для того, чтобы изучать врага. Действительно, превосходящее могущество обычно приводит к невежеству, поскольку из-за него начинает казаться, что изучать презренных и нижестоящих ни к чему Одно это объясняет множество неприятных сюрпризов на войне: начиная с происшедшего в 9 г. уничтожения XVII, XVIII и XIX легионов Публия Квинтилия Вара, при том что Арминий, его херуски и все другие германские племена казались вполне лояльными, полностью подчинёнными или по крайней мере неспособными нанести поражение огромной объединенной силе целых трёх легионов, и до многих современных катастрофических поражений. Наполеон, в 1812 г. роковым образом недооценивший русскую армию, состоявшую, по его мнению, из неграмотных крепостных и пьяных офицеров (а ведь именно она непоправимо прервала величественную цепь его побед!), не обратил внимания на поражение его предшественника, также великого победителя, шведского короля Карла XII, наголову разбитого русскими новобранцами-мужланами под Полтавой в 1709 г., а ошибку Наполеона, в свою очередь, повторил в ещё больших масштабах Гитлер, когда в 1941 г. решил уничтожить сталинские армии, состоящие из «расово неполноценных недочеловеков».

Римляне не были расистами – скорее, они были «культуралистами», если это слово здесь уместно; но они были просто слишком могущественны для того, чтобы интересоваться банальной жизнью не-римлян. Поэтому, несмотря на знаменательное исключение, а именно «Германию» Корнелия Тацита (которая, впрочем, всё равно была малоизвестна), римляне не следовали этнографической традиции греков, воплощённой у Геродота, и полагались они на «Географию» грека Птолемея (83—161 гг.), если вообще хоть сколько-нибудь интересовались этим. Как бы то ни было, в этом отношении современные властители Америки – настоящие римляне: у них тоже начисто отсутствует любопытство по отношению к иностранным народам, а значит, и знание о них. Мир убедился в этом в 2003 г., когда они решили уничтожить диктаторский режим Саддама Хусейна, исходя из предпосылки, что население Ирака готово принять демократическое правительство.

Византийцы были совсем иными: их сочинения говорят о наличии живого любопытства по отношению к культуре и жизни иноземных народов, не сводящегося к разведывательным сведениям об их правлении и военных качествах: раннюю историю и культуру многих наций, включая болгар, хорватов, чехов или моравов, венгров и сербов, можно реконструировать только по их текстам[498].

В доказательство центрального положения, отводимого «реляционному манёвру» в рекомендуемом им стиле войны, автор «Стратегикона» целиком посвящает XI книгу своего сочинения военной этнографии различных народов, а это существенно необходимая предпосылка для того, чтобы разработать оперативные методы, рассчитанные на специфического врага. Кроме того, автор не ограничивается техническими подробностями: там есть и психология, и социология в придачу к сведениям о специфике оружия врага, его тактики и обычного поведения на поле боя[499].

В то время, когда затянувшаяся война с Сасанидской Персией (череда ожесточённых войн, прерывавшаяся периодами дружественных отношений, обеспеченных официальным мирным договором) приближалась к своей роковой высшей точке в седьмом веке, о персах, разумеется, следовало сказать в первую очередь. Автор прежде всего утверждает, что они особенно опасные противники, потому что одни только персы высокоорганизованны, во многом как византийцы, в отличие от менее цивилизованных и более индивидуалистических врагов:

Стремясь достичь многого из задуманного прежде всего разумом и полководческим искусством, персы отдают предпочтение боевому строю, а не безрассудной отваге и опрометчивости. <…> Грозные при осуществлении осад, они ещё более грозны, когда подвергаются осаде[500].