Стратегия захвата

Мартисон попытался это сделать и вновь ощутил на себе неумолимое давление, словно на плечи ему обрушилась чудовищная тяжесть. Он отстал на первых же шагах и вскоре был вынужден остановиться.

— Вы не могли бы подождать меня?! — Он прокричал это вслед Харисону с отчаянием, понимая уже, что навсегда теряет едва обретенного и единственного здесь спутника.

— На этой дороге нельзя останавливаться. Прощайте.

Вскоре фигура его недавнего собеседника уменьшилась, постепенно сливаясь с серым туманом, клубящимся у начала черной трубы. Внутри этого тумана возникло какое-то зловещее движение. Сверкнули красноватым блеском два огромных, узких в разрезе глаза и тут же исчезли.

Дорога вновь опустела. Раздался следующий удар гонга, и барьер приблизился к Мартисону еще на десяток метров…

14

С той стороны, куда скрылась фигура Харисона, подул ледяной ветер. Мартисон не ощущал его давления. Ветер словно дул внутри его, замораживая желание двигаться и саму надежду выбраться отсюда.

С трудом преодолевая его парализующее влияние, он подобрался к двери, ведущей в проходную ремонтных мастерских.

Он хорошо знал эти службы и потому надеялся здесь укрыться, отдышаться, прийти в себя… Вот только солидная металлическая дверь с внутренней системой запоров будет, конечно, закрыта, и ему не преодолеть такого препятствия… Но вопреки его худшим опасениям дверь легко подалась, и он очутился в длинном полутемном коридоре, освещенном все тем же тусклым сумеречным светом, струящимся в окна.

Коридор, однако, заканчивался не турникетом пропускного автомата, который должен был тут находиться, а широкой мраморной лестницей, устланной ковром и ведущей на второй этаж, откуда доносились музыка, звон бокалов и гул голосов — первые звуки, услышанные им в этом мире. Его так поразил вид этой несуразной в здании ремонтного завода лестницы и шум пирушки, доносящийся со второго этажа, что он замер подле захлопнувшейся за его спиной двери и стоял там неподвижно, вслушиваясь в неясный шум и пытаясь понять по отдельным звукам, что, собственно, здесь происходит. Но ничего, кроме ровного гула, разобрать так и не сумел.

Он хорошо помнил: в этом здании вообще не было второго этажа, и тем не менее вот она, перед ним, лестница, ведущая наверх… Неожиданно до него донесся звук, заставивший Мартисона вздрогнуть и прислушаться.

Да, несомненно, в глубине коридора, слева от лестницы, слышался тихий, едва слышный женский плач и всхлипывания.

Крадучись Мартисон направился в ту сторону, раздираемый противоречивыми чувствами и каждую секунду ожидая расплаты за свою смелость.

Женщина сидела в темном закутке подле лестницы, упершись лбом в колени, и тихонько, горестно всхлипывала. Широкий бесформенный плащ свисал с ее плеч. Мартисон не мог рассмотреть лица женщины, зато невольно отметил длинные полные ноги, обнаженные значительно выше колен сбившимся плащом. Старинные эластичные пластиковые чулки на них показались ему слишком уж вызывающими.

Ошарашенный, сбитый с толку всем увиденным, он остановился подле женщины и, не отводя взгляда от ее ног, спросил почему-то равнодушным, без всякого намека на участие голосом:

— Отчего вы плачете?

Женщина подняла голову, тряхнула ею, освобождая лицо от волны темных волос, и посмотрела на Мартисона совершенно сухими и тем не менее странно блеснувшими в полумраке глазами.

— Я оплакиваю твою судьбу, Эдмунд. Я оплакиваю всех, кто сюда приходит.

Ее лицо, словно вырезанное из мрамора, показалось ему слишком бледным. Проглотив комок, застрявший в горле после ее слов, он произнес внезапно пересохшими губами совершенно дурацкую фразу:

— Но здесь, кажется, довольно весело проводят время…

— Ты так считаешь?

Ему показалось, что ее глаза под копной темных волос светятся медным металлическим блеском. Неожиданно одним движением ног она встала. Ни один акробат не сумел бы проделать подобный фокус, не коснувшись руками пола. Но ей это удалось. Сбросив плащ из грубой материи, она вдруг оказалась в открытом вечернем платье, усыпанном золотыми блестками. Не глядя ему в лицо и едва заметно усмехаясь, она произнесла:

— Тогда пойдем повеселимся.

Он хотел возразить, но ее рука с неожиданной силой легла на его плечо, и ноги, словно сами собой, понесли Мартисона вслед за ней к лестнице. Наконец, собравшись с силами, он сказал:

— Я пришел сюда вовсе не веселиться. Куда ты меня ведешь?

— Сюда многие приходят не за тем, что находят. Тем не менее никто еще не сумел изменить предначертанного в нашем мире.

Они уже поднимались. Он все еще надеялся внести какую-то предварительную ясность, узнать хоть что-то о неведомой цели, к которой его вели, не замечая его робких попыток остановиться.

— Видите ли, я ученый, я построил машину, способную проникать в будущее, очень недалеко, но все же… И я совершенно не понимаю, что здесь происходит, куда я попал?

— Люди часто старались достигнуть того, что им абсолютно не нужно. Они никогда не считались с законами жизни, с правами других существ. Они слишком долго оставались безнаказанными. Но теперь это изменилось.