Страус — птица русская

Действие новой «Анны Карениной» происходит не в пореформенной России, которую мы не видим и не чувствуем. Пространство картины камерное, малонаселенное, малоподвижное, персонажи склонны к постоянному застыванию в красивых позах. Это условно-романсовое пространство, где снаружи – метель и лед, а внутри – оранжерея (чуть не в каждом кадре расставлены пальмы, папоротники и монстеры). В этой оранжерее медленно двигается и говорит шепотом роскошная женщина с темными сонными глазами, припухшими губами и статуарной пластикой – раба любви, игрушка страстей (Татьяна Друбич). Ее сопровождают добрый, печальный пожилой супруг Каренин (Олег Янковский) и плотный, упорный мужчина Вронский (Ярослав Бойко). Драма этой женщины в том, что она не создана для семейной жизни, в ней живет страсть к падению и гибели. Вокруг Анны живут более-менее обыкновенные люди, которые женятся, изменяют, как-то устраиваются. А она отмечена печатью рока и обречена. «Отблески пожарища», о которых пишет Толстой, воплощены буквально – на загадочном непроницаемом лице Анны, уже решившей изменить мужу, играют отсветы от горящего камина… Вернувшись с Вронским из Италии (Италия дана как медленный проезд по венецианскому каналу в карнавальной маске), Анна начинает употреблять порошки морфина и, так надо понимать, становится законченной наркоманкой. Во всяком случае, в финале она уже ест морфин чайной ложкой, и все дальнейшее предстает как аляповатая галлюцинация истеричной опустившейся женщины.

Если выбрана эстетика декадентского романса, то основное содержание романа Толстого ни для чего не нужно – не нужен Стива (А. Абдулов), не нужны Китти и Долли, не нужна Бетти Тверская, да и Левин не нужен, и, хотя эти персонажи вроде бы есть в кадре, они удручают своей необязательностью. Да и сыграны слабо. Режиссер, согнувшись от почтения к автору, остановился на полпути – от романа ушел, а к полновесному собственному сочинению не пришел. Получилось безумно, бесконечно странное кино!

Костюмы героев вроде бы верны эпохе (конец 70-х годов), но для чего они верны эпохе, ежели никакой этой эпохи в помине нет? Лица женщин раскрашены, что уместно в декадентском салоне, но немыслимо для высшего русского общества. Какие бы пируэты мастерства не выдавали лучшие наши операторы (над «Карениной» трудились С. Астахов и Ю. Клименко), создавшие дивные по красоте портреты Друбич – Анны, то, что все – ряженые, скрыть не удается. Видимо, культура нашего времени не приспособлена для решения таких задач, как стилизация позапрошлого века, – последние актеры, которые знали, как держать спину, если ты играешь князя, давно умерли, и остался один В.М. Зельдин. Но в таком случае от любых попыток стилизации надо было отказаться вообще и смелее разыгрывать декадентский романс без реверансов Толстому.

Правда, тут встает вопрос: а зачем тогда вообще сюжет «Анны Карениной»? У декаданса были свои могучие писатели (Л. Андреев, Ф. Сологуб и др.) Я думаю, дело не в тяге Соловьева к исторической эпохе русского декаданса. Дело в том, что декаданс (упадок) наступил в русском авторском кино, которого Соловьев – законный и не худший представитель.

Проще говоря, русское авторское кино гибнет и хочет гибнуть по возможности красиво.

Отскакали белые лошади, сгнили рассыпанные яблоки, моль побила развевающиеся на ветру вуали, тоской несет от зеленых полей и мальчиков в белых рубашках, несущихся по этим полям, затасканы до полного опошления дворянские усадьбы, заэкранизирована до тошноты вся русская классика…

Но режиссеры авторского кино старого образца не сдаются. Пряча на груди портреты любимых, они гордо стоят на палубе своего тонущего пиратского корабля и лелеют дерзкие мечты «еще побороться, клянусь громом!».

Публика между тем сравнивает новую «Анну Каренину» не с романом Толстого, а с фильмом А. Зархи с Татьяной Самойловой и вздыхает, терпеливо ожидая, когда на смену декадансу нашего кино придет хоть какое-то движение вверх.

Чайка оглохла

В МХТ имени Чехова состоялась премьера «Трехгрошовой оперы» Б. Брехта с музыкой Курта Вайля. Спектакль режиссера Кирилла Серебренникова идет с двумя антрактами и длится около четырех часов. В начале третьего действия актеры, переодетые в современные типажи уличных нищих, шатаются по зрительному залу, вызывая оживление у одних зрителей и неловкость у других. Новая «Трехгрошовая» явно не будет принята в обществе безоговорочно.