Читаем Стравинский полностью

Вот, жизнь прошла, так и не достиг. А стоило? Теперь уже сомневаюсь. Уже не сомневаюсь. Зачем «Млечный путь», когда есть Млечный путь? Не знаю. Долг. Влечение. Воля. Лакомства. Страх. Я уже не говорю о дуэлях, декабристах, японцах, нравоучениях, розгах, переворотах. Вот еще слово – соперничество. Коряга, да и только. Дерево, ель, предположим, с конем из земли выворочена. Что дальше? Птицы, рыбы – какая разница? Это теперь очевидно. А в те времена? А в те времена – Шуберт.


Ну, что? Занавесочки задернул. Поехали. Поезд тронулся. Дирижабль, вероятно, тоже тронулся, но, поскольку высоко, складывалось впечатление, что завис бездыханный. Тем, что на перроне, во всяком случае, так виделось. А мне, поскольку занавесочки задернуты, в свою очередь казалось, что поезд на месте стоит. Стука колес отчего-то не было слышно. Ехал один. Я всегда один. Такие как я. Навсегда занавесочки-то задернул. К лучшему.


Это всё зрение. Чудеса такие.


Итак, время, изволите видеть, остановилось. Перекрестился. Нега, благость, знаете. Оно – всегда недостаёт. Это однажды в больничной палате. Стреножить надо, чтобы понять. У кого-то иначе получается, у меня нет. В сердце – Сибирь. Оказывается, там тоже живут. Оказывается. Выживают. Дым трубой. Пар. Медведи. Не белые, что нарушает. К черту гармонию. Прахом. Битое стекло. И петелька. Знакомо? Игрушка елочная. Словом, час стал. Ну, счастье. Тут же незамедлительно счастливым себя почувствовал, совершенно счастливым человеком себя почувствовал. Минута-другая, не больше. Репетиция смерти. Потом снова застучали. По наковаленкам.


Очнулся, в себя пришел.


Ну, что? Сопение, кто-то заглянул, рыжий, вихрастый. Бекар. Кашель, детский плач, колокольчик. Си-минор, до-мажор. Чужая жизнь, чужая. Повсюду. Теперь знаю. Млечный путь чужой жизнью оплачен, понимаете? Другой жизнью. А без ноги – это Щербаков Петр Иванович такой был. В Воронеже. Ногу в Русско-японскую потерял. Адвокат. Хороший адвокат. Лучший. Порядочный человек. Я думал написать что-нибудь о том блистательном поражении. Ослябя. Наварин. Скерцо. А Щербакова любили. Он и циркача Дурова защищал. Помните такого циркача? Петр Иванович порядочным человеком был. Потому и пил. Порядочные люди пьют. Многие. Большинство. Как-то пережил весь этот ад. Еще кот ангорский, не забывайте. Молчание – золото. Его любимое выражение. И деток своих учил. Все выжили. И, надо сказать, обеспечил. Лошадей обожал, собак. Порядочный человек. Выжил как-то. Утром дрожащим голосом, – Пожалуйста, хотя бы одну рюмочку. Христа ради. Помираю. С первыми лучами солнца. В окружении зайчиков. Скрип половиц, ходики, ложечка позвякивает. На фоне беспамятства. Люблю, когда ложечка позвякивает. А Валукинский – художник. В те времена все хорошо рисовали. Не спорьте. Порядочные люди были. Как-то выжили. Так что – не обязательно.


Лошадьми на воле любоваться нужно. На заводах, на бегах – уже не то, не кони.


Всегда интересно было, что там за оградой. Подобное любопытство всех охватывает. Ну, вот, мы с вами теперь заглянули. Увидели, услышали и убедились, вся эта физика-математика от лукавого. Однако стремления поделиться нет. Конечно, и возможности нет, но и желание отсутствует. Лично у меня. Ибо если поведать, провозгласить, такая пустота обрушится. Оглушение. Если истина разверзнется, окажется – вот он, Иоганн Себастьян во всем великолепии, а больше-то никого. Пуговички медные, румянец. Выше только небо, орган. Всё остальное – хляби и жульничество.


И обязал молчать, как говорится. Каяться и молиться. Зачем тогда всё? Вот вопрос. Вопросы есть? Вопросов нет. Пусть уж лучше поют. И так несладко бывает. А вы кто? Разумеется, следы, ниточки невидимые, послевкусие, отпечатки остаются. Не знаю, может быть, времени недостаточно прошло, пока остаются. Едва уловимое трепыхание. Сумеречная игра мальков, лунная дорожка, волнение осины. Боли, смею заметить, нет. Как и предполагалось. Не знаю, как у вас, вы, видимо, к беседе не склонны, да это и не нужно. Безбрежное путешествие. Если кто о путешествии мечтал, как Олеша, например, добро пожаловать. Любые встречи. Любовь – пожалуйста. Двери, рукопожатия, переулки, каналы, площади, лесные тропинки, горные тропы, лунные дорожки, ау, любые предметы, дикие звери, домашние животные. Грибные места. Единорог – пожалуйста. Сколько раз приходилось слышать, единорог – выдумка, фантазия. Единороги, драконы, прочее. Но вот я произносил «единорог», и каждый понимал, о ком речь. А принялись бы рисовать его, изображения сходными оказались бы. Так существует он на самом деле или это продукт больного воображения? Что скажете? Что-нибудь скажете непременно. Когда-нибудь. Я же предпочитаю повернуться на правый бок и дремать дальше. Разгадывать тени покуда не имею намерения. Не знаю, может быть, позже.


А вы только что прибыли? Молчите, молчите, не обязательно.


Перейти на страницу:

Похожие книги