Стравинский

– А что случилось-то?

– Разве вы не видите?

– Ничего особенного я не вижу.

– Мальчика Алешу видите?

– Нет.

– То есть как?

– Не знаю, о ком вы говорите.

– Да вот же, у меня на руках, прижала к груди… Проснулась, он рядом, обнимает меня своими ручками.

– Кто?

– Мальчик. Алеша… Хотела спросить, Сергей Романович, это ваш мальчик?

– Нет. Нет у меня мальчика. И быть не может. Я одинок. Как ваш Папа Карло. Но я не Папа Карло.

– Выходит, Алеша сам по себе?

– Не знаю. Не могу знать.

– Так легко отказываетесь от него?

– Я не знаю, о ком вы говорите.

– Вы хотите сказать?..

– Я ничего не хочу сказать… В добрый путь.

– Вы хотите сказать, что это мой ребенок, Алеша – мой сынок?.. Хотите сказать, что у меня теперь сынок?.. Но это же невероятное событие. Сергей Романович, миленький, скажите, что так не бывает!.. Или бывает?.. Погодите-ка. Так вот почему Папа Карло!.. Потому? Да?.. Не молчите, Сергей Романович. Зачем вы молчите? Вы меня осуждаете?.. А я-то голову ломаю… Или все же насмешка? Это насмешка?.. Вы разыгрываете меня?.. Да нет, я вижу ваши глаза. В них не читается ирония… Сергей Романович, признайтесь, это ваш ребенок, только вы забыли о нем?.. Временно… выпили и забыли. Может же такое случиться?.. Нет, нет… Сергей Романович, голубчик, произошло чудо. Сергей Романович, дорогой, боюсь, что произошло чудо! В вашем доме, Сергей Романович, произошло чудо!.. Что же теперь делать?.. Нужно как-то подготовить отца. У него слабое сердце… Что я ему скажу? Как объясню?.. Не молчите, Сергей Романович, научите.

– Ты очень взволнована, Юленька. Мне боязно за тебя.

– Что делать, Сергей Романович?

– Ступай, отдохни. Хорошенько все обдумай, взвесь. А лучше всего ни о чем не думай. Ступай, выспись как следует… И я прилягу, отдохну.

– А как Алешенька?

– Я за ним присмотрю.

– Вы же говорите, что не видите его.

– Тем более.

Юлия-Евгения молчит некоторое время, затем говорит, голос дрожит, в глазах слезы, – Я все понимаю, Сергей Романович, вы человек иных сфер. Для вас мой лепет, как говорят в таких случаях, понижение тона. Возможно даже, своего рода оскорбление. Вы о вечном думаете, а я к вам со своими глупостями… еще хотела посоветоваться, каких лучше ленточек Алеше накупить, белых или синеньких. Дура. Стыдно. Вы нас в небо зовете, а мы к вам с ленточками… Еще хотела посоветоваться, стоит ли мне показаться врачу. Хочется понять, как могло такое случиться. Не опасно ли. И Алешу показать… Сомневаюсь. Врач может неверно истолковать… Чем его кормить? Молока у меня нет, я проверила. Искать кормилицу?.. Что скажете?.. Не отвечайте! Ни в коем случае не отвечайте! Я потом себя казню за эти вопросы!.. И простите, если можете. Самой стыдно. Пришла, напросилась в дом, родила, еще с разговорами лезу. Вам с космосом беседовать надобно, не до бабьих хлопот… Все же последний вопрос, и больше приставать не буду. Можно последний вопрос?

– Конечно, Юленька.

– Что делать, Сергей Романович?

– Ступай, отдохни. Выспись как следует. В добрый путь… И я прилягу, отдохну.

– А как Алешенька?

– Я за ним присмотрю.

– Вы же говорите, что не видите его.

– Тем более.

– Присмотрите?

– Присмотрю.

Юлия осторожно поднимается, чтобы не побеспокоить спящего гуманоида, шепотом, – Спасибо вам… Можно вас поцеловать?

Не дожидаясь ответа, направляется к двери.

Останавливается, возвращается. Вся дрожит, лицо пылает, – Что же делать?

– Ступай, ступай с Богом. Все устали. Надо бы прилечь, отдохнуть.

– Нет… Не могу оставить его, Сергей Романович. Даже вам не могу оставить… Простите… И будь, что будет.

Молодая женщина бережно пеленает Алешеньку в полотенце, уже в дверях на мгновение задерживается, – Можно вас поцеловать, Сергей Романович?

Не дождавшись ответа, окончательно стушевавшись, поспешает в ночь.

19. Чай. Макбет

Обыкновенно сестрички Блюм, тропические птахи, воительницы веселья, пребывают в возвышенном настроении. Всегда в поисках радости они не позволяют себе расслабиться ни на минуту. И в пасмурный день хлопочут, хохочут, лопочут. Весь дом приходит в движение, стоит хозяйкам переступить порог. Волнуется тюль, по комнатам мечутся искры, блики, лепестки, фантики, зайчики, шпильки, лимоны, брызги, конфетти, лимонницы, еще какая-то рябь. Смех пригоршнями. Звон, трели, щебетанье. Вдруг короткая пауза, будто свет выключили, шепот, шорох, и снова фейерверк, новые россыпи радости. Скорей, скорей, хохотуньи. Обгоняя жизнь. Тишины боятся. Кажется, продлись пауза чуть дольше, тотчас на льняные их головки обрушится какое-нибудь несчастье. Так изо дня в день.