Страж фараона

С ценами в самом деле была неясность, поскольку деньги – в том смысле, как их понимал Семен, – в Та-Кем отсутствовали. Почему-то в царские головы, как и в мозги советников, джати и казначеев, не приходила мысль наделать металлических кружков со сфинксами, пирамидами или гордым профилем владыки. Цена измерялась в быках и баранах, в мерах зерна и свертках тканей, в кувшинах меда и бычьих шкурах, а также в дебенах и кедетах меди, золота и серебра. Однако кедет – или ките, кольцо – хоть и присутствовал в товарообмене, монетой не являлся, а выполнял лишь номинальную роль: в кольцах, а также в дебенах подсчитывали примерную стоимость, но расплачивались затем натурой. Если учесть, что купцов, как и финансовых олигархов, в долине Хапи тоже не водилось, перед Семеном лежал заманчивый путь предпринимателя и спекулянта. Пожалуй, он мог бы выбиться в миллионеры, если б не глупая местная традиция: в отличие от храмов, мумий, кошек и быков, частная собственность в Та-Кем еще не была священным предметом. Иными словами, боги давали, а фараоны брали.

Завернув топор в холстину, он спрятал его за бюстом Инени и кивнул Пуэмре:

– На сегодня все. Пойдешь со мной?

– Мать и сестра ждут меня, господин. И не хотелось бы беспокоить почтенного Сенмута... вдруг он будет недоволен...

– Ну, смотри! На ужин у нас рыба и лепешки с медом. Ты ведь не откажешься от лепешек Абет?

Парень облизнулся. Как всякий юноша из семьи небогатых писцов, он чаще бывал голоден, чем сыт. К тому же юные годы и хлопоты у горна весьма способствовали аппетиту.

– Моя сестра Аснат тоже обещала приготовить рыбу, – с достоинством сообщил Пуэмра. – Кто ее съест?

Семен подтолкнул его к выходу.

– Ты! Одну у нас, другую – дома. Запомни, дружище: две рыбины гораздо лучше, чем одна.

Они вышли на улицу, тянувшуюся на тысячу шагов от пальмовой рощицы к реке, причалам и складам. Обычно народу тут было невпроворот, но сейчас лишь у пристани маячила фигура охранника-маджая, в мрачном унынии подпиравшего стену. Ловить ему было некого, так как из жилищ и мастерских в Та-Кем не воровали – в сущности, не воровали вообще, если не считать могил. Однако порядок есть порядок, и строгий Урджеба, помощник Инени, не забывал об охране.

По обе стороны улицы, довольно прямой и широкой, с бороздами от полозьев волокуш, высились квадратные строения из кирпича-сырца, без окон, но с большими сквозными проемами, через которые можно было разглядеть дворы, а в них, сообразно профилю мастерской, – гончарные печи, кузнечные горны, столы для резки папируса, ткацкие станы, корыта для вымачивания кож и прочие приспособления. Тут плели канаты и сандалии, сети и циновки, ковры и опахала, изготовляли паруса и мебель, посуду и носилки, резали по дереву, ковали металл, отливали стекло, лепили из глины и обрабатывали камень; тут готовили краски для письма, мяли кожи, шили жреческие одеяния, формовали кирпичи, обжигали керамическую плитку, чеканили драгоценные чаши и подносы, подвески и браслеты. Словом, для Семена здесь был рай – почти что рай, так как нужных инструментов все же не хватало. Зато имелись помощники, и скоро он убедился, что трое подручных с рубилами и ручными сверлами отчасти заменяют электродрель.

С севера ремесленный городок граничил с бойнями и загонами для коз, баранов и быков, к которым примыкала хорошо утоптанная площадка. Здесь находилось корыто, а в нем мокли прутья, плети и бичи, служившие к поучению нерадивых. Били в Та-Кем за всякую вину, били часто, крепко и умело, но не калечили – правда, не из милосердия, а по практическим соображениям: какой работник из калеки? Били ремесленников и слуг, солдат и крестьян, писцов и писцовых учеников – словом, всех, кроме семеров, людей благородного звания. К счастью, Сенмен, сын Рамоса, был человеком благородным.

С юга над шеренгой мастерских нависала мощная пятиметровая стена, задняя часть ограды святилища Амона, тоже возведенная из больших сырцовых кирпичей. Другие такие же стены тянулись вдоль речного берега и пальмовой рощи, а парадная, выходившая к городу, была облицована камнем и украшена пилонами, меж коих, у самых врат, возлежали сфинксы. Само святилище было огромным, и в нем хватало места и для богов, и для людей; кроме храмов Амона, Хонсу и Птаха, тут находились библиотека и священный водоем, Дом Жизни, в котором обучали писцов, целителей, астрономов и зодчих, покои для отдыха, кухни, пекарни, трапезные, кладовые, зал приношений и даже некое подобие больницы. Немного южнее и дальше от реки стоял храм Мут, божественной супруги Амона, владычицы небес; он был не столь гигантским, но тоже впечатляющим сооружением. Весь этот комплекс построек, вместе с причалами, складами, мастерскими и близлежащими угодьями, назывался Ипет-сут и был, собственно, северной частью Уасета. Еще один храм, Ипет-ресит, возвели на юге, около царских дворцов, и между этими святилищами располагались городские кварталы: те, что ближе к реке, – побогаче, а те, что ближе к пустыне, – победней.