Он вытащил из-за голенища валенка специальный нож с коротким лезвием, ловко и сильно ткнул стальным остриём между глаз налима, рыбина тут же затихла и успокоилась.
— Зачем же слёзы лить, дурочка? — Егор насмешливо покачал головой, забрасывая добычу в холщовый мешок. — Ты у меня будешь учиться!
— Чему мне учиться? — удивилась Санька, часто-часто моргая своими длиннющими ресницами. — Я писать-читать уже умею, до ста считать — также…
— А всему остальному? Носить одежду дам знатных, например. Географии, языкам всяким иностранным. Как держаться на балах у знатных господ…
— Я — на балах?
— Ты, радость моя, ты! Я Ивану Артемичу денег немного оставлю, он ещё одну просторную избу сладит. Я сюда учителей иностранных пошлю, каких найду, будут они тебя учить — до самого моего возвращения… Только совсем старых, противных и уродливых подберу…
С весёлым визгом Санька бросилась ему на шею…
— Сань, — спросил Егор. — А что это такое — на морде у налима?
— Да капкан. Совсем обычный капкан, на земле его ставят на крыс (в голодные годы их тоже едят — за милую душу), а на воде — на щук да налимов. Вот на этот заточенный штырёк приманку наживляют, эту пружинку натягивают…
К избе они вернулись с богатой добычей: три щуки и четыре налима. Егор вытряхнул рыбу из мешка в ближайший сугроб, позвал Петра, который невдалеке обтирал снегом своё помятое лицо:
— Мин херц, полюбуйся трофеями нашими!
Царь, фыркая, как усталый тягловой коняга, подошёл, небрежно потрогал рыбин носком башмака, недовольно и непонимающе поморщился:
— Времени тратить не жалко — на такую ерунду! Всё, собираемся и прекращаем всякие развлечения! К войне готовиться будем…
Ночью Егор совсем не спал: думал, размышлял, вспоминал, рассуждал, жарко и увлечённо спорил — сам с собой… Теперь, когда появилась Санька, предстоящая военная кампания виделась ему совершенно в другом свете. Из исторических документов, изученных им ещё в двадцать первом веке, следовало, что из первого,[5]
полностью и бесславно проигранного Россией, Азовского похода Алексашка Меньшиков вернётся живым, даже без единой царапины. Но ведь он-то, Леонов Егор Петрович, — не был настоящим Меньшиковым Алексашкой… Да и вмешательство в течение Истории уже было, так что всё могло кончиться совсем по-другому…«И вообще, по факту — Координатор бросил тебя здесь одного, причём, неважно — по каким причинам… — настойчиво уговаривал внутренний голос. — Опять же, пять лет, предусмотренные Контрактом, уже давно закончились, и ты имеешь полное и абсолютно законное право действовать по своему усмотрению… Ты никому и ничего уже не должен!»
— Да и Вьюга предупреждал в своей записке, что новый агент «экспериментаторов» — пусть и нескоро, но ещё может появиться! — негромко поведал Егор своему отражению в маленьком настенном зеркале. — Тогда что получается? Получается, что один военный поход — гораздо безопаснее для особы царской, чем два…
«В чём заключались причины поражения России в первом Азовском походе? — рассуждал про себя Егор. — Наверное, в первую очередь, в том, что не было полной блокады: турки тогда морем постоянно подвозили продовольствие, порох и людские резервы. Следовательно — что? Следовательно, нужен крепкий флот, чтобы надёжно запереть Азов и с моря. А без достаточного количества боевых кораблей и начинать не стоит — осаду эту…» В назначенный час он торопливо вошёл в малую столовую Преображенского дворца. За широким дубовым столом уже сидели все остальные участники совещания (последнего и решительного, как с вечера ещё объявил царь!): Пётр, Лев Кириллович — дядя царский, Лефорт, Гордон, фон Зоммер, генерал Автоном Головин и Борис Шереметьев.
— Чего опаздываешь, молодой человек? — тут же окрысился нервный, желчный и очень худой Головин, одетый в какие-то мешковатые одежды, которые ему были явно и неприлично велики. — Девицы блудливые спать не дают? Или — винишко хлебное?
— Извините меня, господа хорошие! — Егор глазами показал на целую кипу бумажных листов и рулонов, размещённую на его руках. — Вот, всю ночь работал с планами и картами! Прошу, дайте мне — первое слово!
— Похвально, очень похвально! — одобрительно загудел Гордон.
— Выскочка худородная! — презрительно скривился Головин, вскакивая на ноги — ввиду своей природной живости. — Всю ночь он работал с планами и картами? Ну, надо же — быдло работает с картами! Подсвечник ему в зад…
Головин был человеком новым в этом раскладе собутыльников, его позвали только потому, что он действительно что-то понимал (на уровне обычной разумности, спесь отринув) в деле военном, жарком. То бишь — драчлив был с самых лет младых…
Егор почти незаметно и быстро (пока Пётр не гаркнул) ткнул указательным пальцем Автонома под дых — отчего тот сразу же замолчал и согнулся пополам, отточенным пируэтом переместился назад — относительно согнувшейся фигуры, одновременно доставая из рукава короткий нож, мгновенным движением чиркнул по брючному поясу генерала, другой рукой (ещё на развороте) подхватил за ручку массивный бронзовый подсвечник…