Страж зверя

А сзади полыхает в огне деревня, языки пламени уничтожают тех, кому уже не помочь, и стоят в ушах их крики. Дикие, наполненные болью. Все еще стоят, несмотря на расстояние.

— Кристоф, — голос Карама выдергивает из оцепенения, я поворачиваюсь на звук.

— Мой князь, — склоняю голову перед вампиром.

— Пошли, — задумчиво говорит он и как-то нервно и резко дергается в сторону, крутанувшись на каблуках. Мы покидаем лагерь, идем вдоль небольшого ручья, и князь так странно задумчив. Он останавливается, вынуждая меня сделать то же. Складывает руки за спиной, стоит и смотрит на черную гладь воды. А мне хочется куда-то бежать и что-то делать, сражаться, попробовать отбить следующую деревню, вышвырнуть Гекленов из Ненна, оторвать Далису голову, заставить захлебываться кровью.

Ярость.

И усталость. Потому что эта война кажется бесконечной.

— Мы можем проиграть, — начинает Карам. Спокойно, отстраненно, и я стискиваю руки в кулаки.

— Не можем. Проигрыш — смерть. Смерть целого дома, всех, кто еще не охвачен жаждой, поэтому не можем, князь. Я отправил вестников в другие дома. Вот-вот должен прийти ответ, помощь.

— Не будет ответа, Кристоф, и помощи тоже не будет.

— Вы не можете знать наверняка. Кто-то должен откликнуться, они не могут не понимать, что после нас Геклены пойдут на другие дома.

— Они считают, что их сил достаточно, чтобы справиться с Далисом, победить его армию, а заодно и получить себе наши территории. Не будет помощи.

Я закрыл глаза и глубоко втянул в себя воздух. Сладкий, с запахом дыма и страданий, с запахом крови.

— Я не готов сдаться, — дернул головой, почти рыча.

— И не потребуется, — мягко улыбнулся Карам. Он тоже устал, наверное даже больше, чем я. Морщины отчетливо виднелись у глаз и губ, лицо осунулось, под когда-то ясными голубыми глазами залегли тени, темная щетина украсила щеки и подбородок, появилось больше седины. — Астрата ответила мне, она согласна помочь.

— Что хочет взамен?

— Души, сердца, жертву.

— Ей мало крови? Ненасытная дрянь!

— Тихо, Кристоф, не горячись. Нельзя так о богах, какими бы они ни были. Ты родился и живешь только их милостью.

И это он называет жизнью? Я расхохотался. Злобно. Резко. Я никогда не понимал князя в этом, никогда не был с ним согласен.

— Она наделит тебя силой. Силой, достаточной чтобы уничтожить всех неприкаянных, чтобы уничтожить Геклена.

— Что ждет меня после?

— Смерть, — князь по-прежнему смотрел на воду.

— Какая это сила?

— Та, что уже есть в тебе — тьма.

— Я согласен, — что мне терять? Эта война забрала у меня все, оставив пустой родовой замок и воспоминания. Я хотел мести, я жаждал мести, так отчаянно и горько. И если для того, чтобы увидеть, как падут Геклены и их свора неприкаянных, надо умереть, я готов.

Когда видишь смерть так часто, перестаешь испытывать перед ней трепет, перестаешь ее замечать, перестаешь бояться.

— Не торопись, Кристоф, подумай. Ты станешь Зверем. Чудовищем.

— Плевать.

— Потеряешь разум.

— А разве уже не потерял? — фыркнул я. — Карам, мы с вами на этой войне так долго, что еще чуть-чуть, и я забуду, что такое жить без постоянных сражений. Меня уже не трогают крики, собственные мертвые солдаты, сгоревшие деревни.

— Врешь, — покачал головой Карам. — Ты врешь, генерал.

— Какое это имеет значение, мой князь? Я согласен.

Я сижу на земле возле ворот собственного родового замка, руки все еще подрагивают от напряжения, они все еще укрыты тьмой, все еще струится по ним чужая кровь, пачкая умирающего Карама, на языке вкус старых медных монет, в голове шум, а вокруг трупы и смерть. Очень много трупов. Оторванные части тел, и земля, пропитанная кровью, и слышны хрипы и стоны. Кто-то еще жив, еще…

И я этому причина. Это моя вина.

Моя.

— Почему я еще жив?

— Не знаю, — тонкая струйка крови стекает изо рта князя, он напуган и дрожит.

— Ты сказал, что я умру! — я наступаю на него, на последнего, кто еще дышит. Во мне все еще бурлит ярость, смешиваясь с отчаяньем и чувством вины. Я уничтожил Далиса, его вампиров, но вместе с ними умерли и те, кто окружал меня, я не смог взять под контроль силу. Она сожрала меня, поглотила, смяла. И я убил их всех.

Всех.

— Нам надо объединить сердца, — хрипит вампир. — Мы все еще в ответе за живых и за них, — он обводит рукой поле, продолжая пятиться от меня.

— Не понимаю, — я рычу, скалюсь, сжимаю кулаки, а от меня во все стороны бьет кривыми плетьми тьма, и снова ярость вспыхивает внутри.

Ломать, убивать, рвать!

Трясет тело, двоится в глазах, и огонь разливается по венам.

Воздух вокруг дрожит от силы.

— Успокойся, вампир, — женский голос приводит в чувство. Насмешливый женский голос. Проясняется зрение. В трех шагах от меня стоит незнакомка, в легком черном платье, с кроваво-рубиновыми глазами и кожей белой, как снег.

— Кто ты?

— Не узнал свою богиню, вампир? — снова насмешка в голосе, а мне хочется порвать ее на куски, и падает на колени перед ней Карам.

— Зачем…