— Пока мелкие пограничные стычки, но к весне разойдутся, чтобы устроить что-нибудь более крупное. Всё-таки когда представители одной династии правят в двух странах, то рано или поздно наследники начнут претендовать на земли родственников. Возможно, султаны хагжитов поступают мудро, убивая младших братьев, впрочем, чего взять с еретиков? После Ольского королевства я заглянул в Альбаланд, потом поехал в При. Вот теперь — снова назад и опять через треклятый Бьюргон. Нашего брата там в последнее время не слишком жалуют.
— В смысле?
Он посмотрел на свои большие, тяжёлые ладони:
— Возможно, я пристрастен, с виду-то всё как прежде, но в крупных городах власть нас терпит и только. Один шпик сказал мне, что это потому, что стражи каким-то образом разрушили союз Бьюргона с Прогансу. Ну, ты помнишь их дрязги с Удальном?
Я кивнул без всяких эмоций.
— Союз не состоялся, говорят, его величество скрипит зубами от злости, но не более того. Магистры что-то на него нарыли. Не знаешь, что?
— Нет. — Я почти не врал. — Стараюсь не лезть в большую политику.
— Это правильно, парень. Политика тварь ещё та. Хуже окулла. Сожрёт любого и не подавится.
Мы проговорили больше двух часов, делясь новостями и воспоминаниями, и легли далеко за полночь.
— Слушай, Иосиф, — сказал я, ложась на матрас и уступая ему кровать. — Если ночью в комнату завалится одно Пугало, очень прошу тебя, не бросайся на него с кинжалом. Оно это не любит.
Я дождался его обещания и крепко уснул.
Меня разбудил лёгкий шорох за дверью, а затем тихий стук. Мы проснулись со стариком одновременно, держа в руках кинжалы. Мальчик продолжал дремать.
— Кто? — спросил я.
За окном было ещё темно, но я слышал, что в зале возобновился гул голосов тех, кто собирался в дорогу с утра пораньше.
— Добрый господин, это хозяин. Мне надо с вами поговорить.
— Пошёл вон! Мы ещё спим.
— Это касается оплаты за комнату.
Было понятно, что он не отстанет и рано или поздно разбудит ребёнка.
— Сейчас приду.
Я услышал удаляющиеся шаги.
— Разберусь, — сказал я Иосифу. — Запри дверь.
Я вышел в зал, накинув на плечи куртку. Пилигримы как раз собирались уходить, а торговцы приканчивали огромную яичницу с беконом и сыром, бурно обсуждая, какую бог пошлёт им погоду и успеют ли они добраться до Шнеппенбарга засветло.
Хозяин протирал кружки для эля не слишком чистой тряпкой. Я подошёл к нему, спросил:
— В чём дело?
— Ни в чём, добрый господин. Простите, мне пришлось соврать вам, чтобы вы вышли из комнаты и не тревожили своего друга. Этот господин очень хотел поговорить с вами.
Он кивком указал на дальний стол, где сидел давешний тип в петушином шапероне. Хмурясь, я направился к нему и довольно неприветливо спросил:
— Что вам угодно?
— Присаживайтесь, господин ван Нормайенн, — сахарным голосом поприветствовал он меня. — Желаете завтрак? Я распоряжусь, только скажите.
— Вот ведь странно — вы знаете, кто я, но я не имею никакого представления, кто вы, — сказал я, не собираясь садиться.
Человек положил на стол серебряный жетон.
— Если у вас нет никаких обвинений, то я отправлюсь спать. — Жетон меня ничуть не тронул.
— Я хочу спасти жизнь вашего друга и щенка, которого он тащит с собой. Ну как? Я смог хоть немного заинтересовать вас?
— Горячий чай, колбасу и пшённую кашу, — ответил я.
Он рассмеялся, подозвал хозяина, сделал заказ.
— Моя организация давно следит за вами, и я хотел бы предложить сделку.
— Слушаю. — Я не стал говорить ему, что куда безопаснее заключить сделку с Дьяволом, чем с законниками.
— Меня очень интересует, что произошло в Солезино и при каких обстоятельствах была разрушена наша штаб-квартира.
Я дёрнул бровями, несколько удивлённый поднятой темой:
— А что в обмен?
— Мы забудем о трагической смерти господина Александра. Поверьте, это поможет избежать вам в дальнейшем множества неприятностей.
— Ну, к смерти господина Александра, который, попрошу заметить, по словам Ордена, был изгнан от вас, я не имею никакого отношения. Что касается Солезино, то случившееся в нём не является секретом — мор юстирского пота оказался ужасной трагедией, и, поверьте, я бы с радостью забыл о тех днях. Что касается здания Ордена, то землетрясение не щадит никого. Возможно, это кара Господня за какие-то грехи.
— Я разочарован, — поджал губы безымянный орденец с жетоном высшего жреца. — Вы не желаете быть откровенным, и это не пойдёт вам на пользу. Что касается грехов, то если бы Всевышний карал за каждый грех, Арденау бы уже лежал в руинах, а все стражи превратились в соляные столбы.
— Это всё, что вы хотели обсудить? — холодно спросил я.
— Ну что вы. Я всего лишь проявил личный интерес. А теперь, собственно говоря, дело, в связи с которым маленькие разносчики новостей трудились всю ночь, чтобы этот человек успел вас поприветствовать.
Мужчина, подошедший к нам, сел рядом с законником и улыбнулся мне, хотя его глаза оставались холодны:
— Эта встреча рано или поздно должна была состояться, Людвиг.