Страж

— Займись делом, прежде чем очередной самоубийца не упадёт тебе на голову! — крикнул я ему, перегнувшись через перила.

— Этот урод испачкал кровью мои сапоги!

— Замечательно! Половина душ не устоит перед ней и передумает бежать!

Он выругался повторно, и я, покачав головой, вернулся на свой этаж. Возможно, я слишком чёрств, потому что не испытываю жалости, ужаса или отвращения перед всем этим разверзнувшимся безумием, но когда ты видишь только трупы, одни трупы и ничего, кроме трупов, в какой-то момент тупеешь от этого кошмара.

Я медленно шёл по третьему этажу, перешагивая через лежащих людей. Мёртвых и живых, стонущих, требующих воды, причастия, свободы, смерти, еды, света, воздуха и избавления от мучений. Я старался дышать ртом и посматривал по сторонам.

— Кто вы? — Ко мне подошёл мужчина в маске в виде птичьего клюва, внутрь которого была забита ароматическая соль, чтобы спасать от запаха и болезни.

На человеке была шапка гильдии лекарей, так что я просто показал ему кинжал с сапфировой рукоятью.

— А… страж. Если вы о душах — я никого не видел. Люди умирают и без их присутствия.

— Я осмотрюсь.

— Пожалуйста. Если это поможет хоть кому-то, буду только рад. — Он повернулся к слуге: — Ромео, дай пациенту толчёного митридата [29] с оливковым маслом.

— Это помогает? — удивился я.

— Маэстро Ги де Шолиак из Руже считает это идеальным средством от восьмидесяти четырёх недугов. Лишним оно всяко не будет.

— Это убьёт пациента, — сказал пожилой мужчина, промокающий губкой лоб больному.

Губка была мокрой от крови.

— Откуда хирургу [30] быть в курсе фармакологии? — с нескрываемым презрением заявил лекарь. — Вы даже латынь не знаете, а потому никого не спасёте.

— Не спорю, — согласился мужчина. — Я, в отличие от вас, рассуждающего о Галене с кафедры университета, являюсь практиком и признаю, что против мора я бессилен. Поэтому говорю вам — дадите ему митридат, он умрёт через полчаса.

— Не мелите чушь! — взорвался врач.

— Вам когда-нибудь стоит побывать на поле боя, где ваша академическая медицина с её схоластическим методом лечения становится совершенно никчёмной, а пила, ланцет, крючки для разведения ран, игла и нить творят гораздо большие чудеса, чем все бездарные теории Ги де Шолиака, вместе взятые.

Я оставил их, так и не узнав, чем кончился спор, и двинулся дальше. Душ не было, лишь больные, мёртвые и те, кто их лечил. Последние делали это кто во что горазд. К нарывам прикладывали пиявок, ящериц и высушенных жаб. Закидывали ложками толчёные порошки, заливали тинктуры, втыкали иголки, читали по-латыни откровения святых, вливали в открытые раны оливковое масло и святую воду, прижигали сыпь раскалённой кочергой, вчетвером удерживая воющего больного, кровью зарезанных голубей окропляли горящие в лихорадке тела. Все эти действия мало чем помогали, а на мой взгляд, лишь вредили, и я рад был, что никогда не нуждался во врачах.

Стражи, благодаря душам, которых они уничтожили, никогда не болели, а хорошего лекаря найти в нашем мире очень непросто. Слишком много вокруг шарлатанов, над которыми нет никакого контроля.

Я прошёл весь зал насквозь, но так и не увидел ни одной души, зато почувствовал несколько фигур — Шуко повезло больше, чем мне. Я вернулся обратно и начал подниматься по лестнице, когда меня окликнул давешний врач с «клювом»:

— Эй! Наверху ничего нет. Туда уносят умирающих и делают им последнее кровопускание.

Я поблагодарил его и конечно же проигнорировал совет, кляня этих коновалов за глупость. Никогда не верил, что кровопускание может кому-то помочь, иначе на войне от этого бы никто не умирал. Потеря крови ослабляет человека, но никак не ставит его на ноги, что бы там ни говорили учёные мужи.

И ещё я точно знаю одно — свежая кровь и приближающаяся агония для многих тёмных душ это всё равно что корень валерианы для кота. За уши не оттащишь.

Так и случилось.

Первую тварь в образе немытой, крылатой старухи я увидел, стоило мне войти в тёмный, смрадный зал. Она сидела на едва вздымающейся груди немолодой женщины и слилась с ней в невидимом поцелуе, собираясь вытянуть последние капли жизни. Увидев меня, старуха распростёрла крылья и, забыв о добыче, ринулась прочь.

Я швырнул ей вслед призрачным пламенем, превратил в комок огня, и она дымящейся, но всё ещё существующей в этой реальности грудой упала на мертвецов. В дальнем углу что-то завыло, зачавкало… я, не глядя, кинул туда две фигуры, подбежал к бабке, опрокинув таз с несвежей кровью, и воткнул в неё кинжал.

В висках заломило, зрение раздвоилось, но я тут же взял себя в руки. Главную тварь я убил, теперь осталась мелочь. Впрочем, «мелочи» оказалось немало. Мои чары высветили их из мрака, и я увидел бледные фосфоресцирующие тела. Трое походили на больших собак с львиными пастями, и две оказались стройными девушками с крюками вместо рук и тёмно-жёлтыми лицами. Ниляды и лакальщицы.

Первые, перестав поглощать мёртвую плоть, дурно воя, бросились на меня. Две другие, словно туман, подхваченный ветром, полетели к лестнице, ведущей на чердак.