Стража Лопухастых островов

– Щипни себя и узнаешь: живая или нет, – буркнул он.

– Я сама себя щипать боюсь. Лучше ты меня… – Она локтем вперед протянула к нему голую руку. Тощенькую, беспомощную. Ига понял, что не дотронется до нее.

– Нет уж, лучше ты меня… – И придвинул к ней ногу. Степка несмелыми пальчиками попыталась ущемить его икру.

– Не-а, у тебя мускулы крепкие, не щипаются…

– Ох уж, крепкие! – Ига с непонятной злостью ущемил пальцами кожу. – Уй-я… Нет, Степка, мы еще живые.

Она вдруг заливисто засмеялась.

– Тихо ты. Услышат…

– Да никто не услышит! Кладовки же нет на свете … Я теперь понимаю, почему бабушка меня ни разу не нашла, когда я здесь пряталась.

– А… зачем пряталась?

– Если все надоедало…

–  Что надоедало? – спросил он с неожиданной тревогой.

– Ну, вообще… Дед с бабушкой…

– Они тебя обижают?

– Не-а… Наоборот. Притворяются, что любят.

– С чего ты взяла, что притворяются? Может, правда любят.

– Не-а. Я же знаю. Я им ни к чему… И сама я тоже, притворяюсь, что люблю их. Так и живем. Забавно, да?

– А почему ты тогда у них? Зачем здесь оказалась?

Степка сказала со взрослой умудренностью:

– Всякие обстоятельства… У нас там рядом с домом завод, от него дым всякий день, а у меня бронхиальная астма случилась. Еще и сейчас остатки есть, хрипы внутри. Послушай, если не веришь. Приложи ухо к спине… – И повернулась к Иге острыми, обтянутыми зеленым платьицем лопатками.

Иге что делать-то? Осторожно приложился щекой к платьицу. Ощутил расплюснутым ухом острый позвонок. Хрипов не расслышал, потому что громко стукали два сердца – Степкино и его. Но сказал с сочувствием:

– Кажется, похрипывает. Немного.

– Ну вот… А здесь климат хороший.

Малые Репейники и правда отличались замечательным климатом. Казалось бы, близкие болотистые Плавни должны нагонять всякую сырость и малярийные хвори, но ничего подобного не было. Комары, правда, иногда резвились, но в меру. И ни разу никому не попалось ни одного энцефалитного клеща, хотя вокруг недалекого Ново-Груздева их было полным-полно.

– Значит, ты всегда будешь здесь жить?

– Не знаю. Наверно, долго. Пока совсем эта астма не пройдет…

– А родители… Они с тобой не смогли поехать?

– Мама не смогла. У нее там… ну, в общем, никак не смогла. Вот и отправила к деду и бабке. А я их раньше совсем не знала…

«А отец?» – конечно же, закрутился в голове у Иги тревожный вопрос. И конечно же, Степка его ощутила. И сказала тихо:

– А папы уже нет. Его убили на войне.

Ига окаменел, словно в игре «скройся-умойся», когда водящий командует: «Замри!» Даже дышать стало трудно от холодного прилива всяких чувств. Здесь и щемящая жалость к Степке. И страх. И виноватость за свою благополучную жизнь, в которой молодые, здоровые мама и папа, которым (тьфу-тьфу!) ничего не грозит…

Да, где-то в южных областях гремели бои, где-то террористы устраивали взрывы, где-то наемные мерзавцы стреляли из укрытий в неугодных кому-то людей. Но все это не касалось ни Иги, ни его приятелей и знакомых. Все это было за пределами тихого доброго городка Малые Репейники, на который сейчас надвигалось теплое лето с цветущими тополями, с желтыми и коричневыми бабочками, с беззаботными каникулами…

Иге вдруг показалось, что недавно, на берегу Говорлинки, он не сумел увернуться, раздавил малыша-кнама…

Он встряхнулся. Спросил тихо:

– А давно это случилось?

– Два года назад…

– На Юге, да?

– Ага, под Харакутом… Но его не южане убили.

– А… кто?

Степка шмыгнула носом, заговорила холодным шепотком:

– Он был командир батареи самоходных гаубиц, старший лейтенант. А у него был еще начальник, полковник Буханов… Он напился однажды, какой-то праздник у него был. И ему показалось, что из ближней деревни кто-то выстрелил по его палатке. И он велел папе: навести на деревню гаубицы и открыть огонь… Папа сказал: «Не буду, там же мирные жители, детей много!» Полковник снова приказал, а папа снова: «Нет»… Полковник тогда кинулся на него, и другие, кто пил с полковником, кинулись. Стали бить ногами, пока он не потерял сознание… А потом он попал в госпиталь, но там его вылечить не смогли. Потому что у него были еще другие ранения, раньше…

«А что стало с полковником?» – чуть не спросил Ига. И прикусил язык. Что бы там ни стало с полковником, Степке было уже не помочь. Ничем. Иге захотелось придвинуть Степку к себе, прижать, погладить по голове, сказать: «Эх ты, кроха…» Так делала с Игой мама, когда он, маленький еще, вздрагивал от слез после какой-нибудь беды. Но все вместе Игины беды было не сравнить с одной Степкиной…

Снаружи опять прокричал петух. В 1960-м году…

Степка повозилась, спустила с сундука забинтованную ногу.

– Болит? – сказал Ига. Просто чтобы не молчать.

– Не-а. Ни капельки не болит. Только сперва болело, когда оса ужалила. Будто ядовитая кобра… Ига, а здесь водятся змеи?

– В болотах иногда попадаются. Но ядовитых мало… Да они и не страшны, если есть кнамий шарик.

– У меня ведь нету…

– Я же обещал подарить.

– А те мальчики сказали, что дареные не считаются. Надо самой найти…

– Мальчики не всё сказали… Если шарик подарит хороший друг, он действует как надо…

– А твой… он будет действовать, да?