Стража последнего рубежа

— Да. — Немец с усмешкой проследил за действиями собеседника. — В поисках существа из Темного мира мы вышли на четвертый опытно-конструкторский отдел СС, на Шаубергера и доктора Шума. Оказалось, что эта парочка уже давно работает с ними. Так мы узнали о гвардах. Инженеры проводили опыты по созданию техномагических движителей и устройств. Они помещали в различные механизмы сильных духов и прочую нечисть, заставляя их усиливать, улучшать характеристики машин. Я не очень-то понимаю в технике, знаю только, что Шаубергеру таким образом удалось создать какой-то техномагический двигатель. На его основе группой конструкторов был спроектирован летающий диск. Впрочем, это все случилось много позже и не помогло рейху победить. Вернемся к вашему отцу. Мы получили от доктора Шума магическую тварь, какого-то полудикого зверя, заклятого древними рунами и заключенного в бронзовый сосуд. Началась подготовка к решающей фазе нашего эксперимента, но тут случилось то, что мы, немцы, называем «der Grobe Krieg».[9] Очень скоро все исследования, не обещавшие результатов хотя бы в среднесрочной перспективе, оказались свернуты. Фюреру и рейху требовалось оружие, чтобы разгромить врага. У вас, русских, несколько позже появился прекрасный лозунг, очень точно отражающий лейтмотив того времени: «Все для фронта, все для Победы!»

— Реализация у нас получилась лучше, — усмехнулся Канаев. Он уже достаточно овладел собой, чтобы смотреть на немца без страха.

— Да, — серьезно согласился старик. — Наши генетики просчитались, объявив вас недочеловеками. У русских намешано немало кровей, но вы тоже потомки асов, причем более прямые, чем мы, немцы. Может быть, именно поэтому еще никому не удалось вас победить…

— Вот как? — удивился Канаев. Выпитый коньяк настроил его несколько философски. — Стало быть, это мы истинные арийцы?

— Мы, вы — какая теперь разница? — От старика не укрылась ирония, и голос его сделался чуть суше. — Вы интересовались, что произошло с вашим отцом? Извольте. Дитрих перед самым расформированием нашей лаборатории, не дожидаясь согласований и объектов для эксперимента, проделал всю процедуру над собой. Я помог ему, отчасти из дружеских чувств, отчасти по вполне прагматическим соображениям — пожар войны разгорался, и в нем могли сгореть все наши наработки. В сущности, так все и вышло… Налейте и мне, герр Канаев. Как у вас говорят — в одиночку пьют только алкаши?

— Вы неплохо знаете русский устный, — наливая коньяк, заметил Леонид Дмитриевич.

— Конечно, — кивнул немец. — Я очень часто бывал и продолжаю бывать в вашей стране. Бизнес, знаете ли. Ну, прозит!

Он выпил, отдышался и вновь заговорил, изредка бросая на Канаева быстрые взгляды:

— Дитрих выжил. Эксперимент, первая его фаза, — удался. Теперь он должен был стать отцом. Но тут нам поручили задание, связанное с исследованием возможностей человеческого организма в боевых условиях, существенно расширив штат. Мы должны были ставить опыты на живых людях, заключенных из концлагерей. Ваш отец отказался участвовать в этом — и отправился на Восточный фронт.

— А вы?

— А я остался. — Немец вздохнул. — Вы слышали о Йозефе Менгеле? Я работал с ним. Конечно, я не был ангелом, а вот он — был. Ангелом смерти — так его прозвали. Группа Менгеле травила людей боевыми отравляющими веществами и всевозможными ядами. Он лично препарировал живых, извлекал органы без анестезии, сращивал больных и здоровых, замораживал во льду, облучал рентгеновскими лучами, подвергал ударам тока, сжигал…

Канаева передернуло.

— Не кривитесь! — Старик пристукнул кулаком по мягкому подлокотнику кресла. — Шла война, мы были солдатами и выполняли приказы командования. Дитрих избежал всего этого. Кровь оборотня, бурлившая в его жилах, сделала его хитрым и расчетливым. Я до сих пор не знаю, как он сумел сменить имя, добыть документы. Дитрих Штайгезен исчез, а вместо него появился Дмитрий Канаев, старший писарь Киевской городской управы. После освобождения города ваши дали ему пять лет лагерей — и он исчез, растворился на этом безбрежном пространстве, именуемом Россией.

Старик замолчал, качая головой и глядя в потухший камин.

— Дальше! — потребовал Канаев.