Стража (СИ)

Кресло превращалось в цветочный, странной формы бутон, из которого рвались припадочно жёлтые лепестки. О спасении рукописи думать уже не приходилось. Вадим беспокоился теперь только о Денисе и Ниро, по-детски надеявшихся пересидеть опасного посетителя за креслами.

Кончик змеиного хвоста, похожий на солидный скатанный ковёр, вдруг резко ударил по горящему креслу. Посланный, будто биллиардный шар гигантским кием, солидный предмет мебели своротил со своего пути полегчавший без тайного груза журнальный столик и с силой ударил в бок то самое кресло, за которым прятались Денис и Ниро. Оба, конечно, вскочили и бросились к двери и — застыли, а через секунду-другую попятились к дальнему углу комнаты. И Вадим их понимал: в первые мгновения вид Змея Горыныча просто потрясал. А в следующие — внушал стойкую уверенность, что положение безвыходно. Правда, не стопроцентно для этой ситуации. Выход преграждали и огонь, мягко стелющийся от останков несчастного кресла по всей комнате, и чудовище. Но за дверью прятался Вадим.

И, наверное, Денис надеялся, что Вадим что-нибудь придумает. Как бы иначе объяснить его поведение — поведение загнанного в угол?

Денис спустя секунды остолбенения метнулся к креслу, где лежали последние вещи из сундучка, накинул на них кресельное покрывало, сгрёб получившийся куль в охапку и бросил его под подоконник. После чего рванул тяжёлые шторы с окна — их было две — уронил вместе с карнизом, отодрал от крючков с таким треском, будто в комнате, перекрывая огненный гул, прозвучала короткая автоматная очередь. Шторы были очень плотные. Первая же, накинутая сразу на два кресла, остановила огонь раз и навсегда. Вторая штора была наброшена для уверенности, и теперь Денис осторожно притаптывал шлёпанцами тлеющие пятна на ковре.

Огонь получил свободу только со стороны двери, куда Денис, по вполне понятной причине, боялся подходить. Самому же повелителю огня жар и дым были не страшны. Видимо, стремясь покарать ослушника, нагло уничтожавшего его пламенные творения, Змей Горыныч плавно скользнул от порога в комнату.

И тем самым дал шанс вступить в игру Вадиму.

С самого начала поведение Дениса, под носом чудовища деловито гасившего пожар, показалось Вадиму наигранным. Теперь, когда чудовище потекло в комнату — а этот результат противопожарных действий Дениса был совершенно предсказуем и для него — стало ясно, что именно этого юноша и добивался — заманить змея в ловушку.

Потрескивал пол, проминаемый грузным телом пресмыкающегося, потрескивали огненные цветы, расцветавшие на ковре по обе стороны своего ползучего хозяина. Змей полз и плевал огнём старательно и даже демонстративно. Наверное, он был в определённой степени разумен: полз он медленно, одним видом внушая ужас, понимая это внушение и наслаждаясь им. Сделав плевок в сторону, он поднимал плоскую башку и высокомерно шипел на Дениса, точно спрашивая: "Ну, что, тварюшка дохленькая? Как тебе это? Может, ты и это кинешься гасить? А попробуй-ка!"

Но "тварюшке" было не до него. Денис прислонился к застеклённым книжным полкам и поехал вниз — свалился на пол.

Надышался угарного газа — понял Вадим.

Змей Горыныч замер высокомерным вопросительным знаком — мордой вниз. Он-то, кажется, ничего не понял.

Сейчас и немедленно.

Вадим шагнул из-за двери и быстро ударил змея обоими мечами. Уже в замахе он машинально изменил траекторию удара: хотел ударить поперёк, попытаться разрубить пополам — мечи взрезали узорчатое бревно вдоль. Он ещё не успел подумать-удивиться — почему, а главное, что — почему: почему вдоль или почему изменил первоначальное решение, — а сам уже прыгал за дверь, в коридор — подальше от воплощения взбесившегося урагана.

Ураган бесился в комнате недолго, сразу сообразил, что обидчик, зловредный комаришко, улепетнул в безопасное место. И змей развернулся в погоню.

Он кинулся в коридор, сунулся в комнату напротив — пусто. Услышал шорох на кухне, в конце коридора слева, и с огромной скоростью бросился вперёд.

Инерции движения Змей Горыныч сдержать не мог — слишком сильно разогнался. Поэтому, когда из кухни выскочил человек и метнулся под него, а потом раздался треск пропарываемой плоти и боль вселилась в змеиное тело, точно шампур вонзился в голову и вышел с хвоста, чудовище смогло лишь взвиться к низкому для него потолку, а затем забиться от слепой боли, превращая в труху немногие вещи в коридоре и смешивая их с белой пылью побелки и с каменистым песком от выбитой штукатурки.