Всё так же не оборачиваясь, Андрей куда-то в сторону сказал:
— Кирилл сорвался. Съехал с катушек. А с ним все, кто служит Шептуну.
— А ты…
— На мне старое заклятие Скифа. Оберег. Иди. Скиф ждёт.
На языке у Вадима вертелся ещё один вопрос, он был готов выпалить его, но сдержался. Вопрос слишком объёмный. Спроси: "Что всё-таки не так с боевиками?" — и пришлось бы уточнять: "Почему им нельзя к дому, хотя можно ехать за мной? На вид-то они спокойны, разве что излишне спокойны и… и… и упорядочены!" А то и спрашивать в лоб: "Они мертвы? И Чёрный Кир тоже?"
Нет, лучше спросить у Всеслава. Тот пока ещё ни разу не отказал в объяснениях.
Вадим присоединился к Ниро.
— Андрей.
— Ну?
— Спасибо, что подвёз.
— Ладно.
… Двое завернули за придорожную кафешку и пропали. Со своего места Андрею уже не увидеть, как они дойдут до нужного подъезда. Сейчас и он, Андрей, с бывшими сотоварищами объедет дом, чтобы ждать Чёрного Кира у остатков семи костров, как и договаривались.
Трогаться с места не хотелось. Он медленно оглядел окружение. В отличие от Чёрного Кира, боевики носили закрытые шлемы. Лиц не видно. И хорошо. Не хотел бы сейчас Андрей заглянуть в глаза тех, с кем ещё дня два назад коротал долгие летние вечера за картами и выпивкой. Кожи, конечно, разложение ещё не коснулось, поскольку Чёрный Кир свихнулся (если это, разумеется, так называется) с полчаса назад, когда выяснил: Вадима в квартире нет, а сидит вместо него его младший брательник Митька. Сначала Чёрный Кир стоял и молчал — так, что в ушах звенело от его молчания. Потом сел в кресло, голову опустил, вцепился пальцами в край сиденья. А когда поднял голову, Скиф быстро шагнул к Андрею, тёплой ладонью коснулся затылка, и тепло от ладони укутало голову Андрея вместе с шёпотом волхва: "Встань, заступа, вкруг мира человеческого… Смойте, ветры, грязь охальную… Стены защитные, возродись вкруг души человеческой!"
Защита двойная, припомнил Андрей, — и от превращения в подобных Кириллу и его ребятам, и от них самих… Он упрямо стиснул маленький рот: кто-кто, а он, Андрей, не собирается противопоставлять себя ребятам или уходить от них, только потому, что они изменились. Слишком многое вместе испытано, слишком часто возникали ситуации, когда Кирилл буквально за шкирняк вытаскивал Андрея из беды… И ещё он горячо и безоглядно надеялся на Вадима. Ведь такое уже случалось! Может, и на этот раз пронесёт. А значит, к утру всё тысячи раз изменится…
… Верхняя сторона пакета слегка вздулась, разглаживая сморщенную поверхность. И снова опустилась. Пакет лежал возле бордюра, метрах в пяти от Андрея. Неощутимым ветром его лениво повернуло и протащило чуть вперёд, задевая и цепляя за все камешки на дороге. Создавалось впечатление, что пакет предпочёл бы спокойно валяться на земле, однако что-то упорно тащило его, и потому чувствовалась в движении предмета некая принуждённость. А ещё вокруг пакета явно готовилось какое-то действие: медленно, постепенно разгоняясь, зашевелился редкий асфальтовый мусор. Движение перерастало в круговое, против часовой стрелки, и мелкий сор плясал в хороводе вокруг пакета уже достаточно высоко над землёй.
… Одноэтажное здание маленького кафе осталось позади. Перейти дорогу к дому у первого подъезда — а там и до своего рукой подать.
Ниро вдруг забеспокоился. Сначала он остановился и всем телом развернулся посмотреть назад, на остановку. Тёмный прямоугольник кафе, вросший в землю, и на его фоне сравнительно маленький кубик мусорного ящика, упирающийся в чахлый кустик, — вот, пожалуй, и вся картинка. Чего бы, кажется, беспокоиться?.. Пёс отвернулся и шагнул было к дому. Но снова замер, склонив жёсткую башку — теперь словно прислушиваясь.
Вадим присел на корточки, обнял пса за шею.
— Ты чего?
А сам тоже прислушивался и пока только недоумевал, почему такая тишина за кафе, на дороге, где остались боевики Чёрного Кира. Местность там не под уклон, чтобы пустить мотоцикл без мотора.
Мотнув головой, точно досадливо отгоняя неотвязную мысль, Ниро пошёл к дому. Но поступью какой-то неуверенной, и уши стояли торчком, настороже.
И так же неуверенно двинулся за ним Вадим. Глупости — думалось ему сердито. Но ощущение, что вот-вот окликнут, оставалось. И даже хуже. Крепло дурацкое убеждение, что в воздухе… Он попытался определиться конкретнее, на что это похоже — то состояние пространства, которое пронизано чем-то множественным и тончайшим. Кроме строки из Пастернака ничего не могло вспомниться: "И ветер криками изрыт". Только ветра нет. Криками изрыт воздух.
Абсолютная тишина. Какие крики? Навыдумывал.
— Ниро, идём.
Они стояли на краю дороги и не решались идти дальше.
… Странно, что они ещё и повинуются ему.
Когда Скиф велел ехать за Вадимом, то наказал строго-настрого ехать с ребятами. Сказал непонятно: "В куче твой след потеряется". Что за след и зачем ему нужно теряться? Но Скифу не верить нельзя. Он всё знает.