— На меня однажды напал единоверец. Он полыхал гневом и ненавистью, я ощущала их почти осязаемыми. С тобой такого не случалось, даже когда ты разбил себе руки из-за моих слов. Скорбь, гордыню — вот что я в тебе чувствую, но не злобу и не ненависть. — Я придвинулась поближе и взяла его ладонь в свои. Огромная, бугристая от жёстких мозолей, на ощупь шершавая и тёплая. Под моими пальцами она расслабилась и обмякла. — Горевестница явилась на церемонию взросления Вейаса. Это она велела ему добыть клыки вэса, а мне предрекла скорую смерть при родах. Я сбежала поэтому, а не из-за Йордена. Я хотела жить. Хотела увидеть все чудеса Мидгарда, а не умирать от тоски в четырёх стенах с человеком, который никогда меня не полюбит.
Микаш сжал мои ладони. Взгляд лучился ласковым светом, хрупкими, нежными эмоциями. Пожалел меня, надо же!
— Ты не умрёшь. Я буду тебя защищать! — сказал он так пламенно, совсем как влюблённый мальчишка.
Наивный-наивный медвежонок! Я не выдержала и залилась смехом. Микаш отдёрнул руку и насупился, его лицо покраснело.
К нам уже шёл Хорхор с ворохом меховых одежд. Я прикрыла рот ладонью и заставила себя замолчать.
— Вот костюмы для ритуала, — Хорхор разложил накидку из шкуры белого медведя возле чёрной, которую я недавно штопала. Нам вручили по овальной маске: мне белую с тонкой каймой вьющегося голубого узора, Микашу — чёрную, перечёркнутую белыми, похожими на шрамы, зигзагами. — Демоны Северной звезды просачиваются через врата Червоточин во время сияния и меняют лад гармонии мира. От этого у людей начинается безумие. Оно позволяет эмирикам пролезать им под кожу и овладевать телами. Нужно спеть правильную песню и станцевать правильный танец. Он настроит гармонию на изначальный лад и призовёт добрых духов. Они изгонят эмириков и излечат безумие. Играть и петь буду я, а вы — танцевать.
Звучало бредово. Даже по моим скудным суеверным меркам.
— Я не умею танцевать и уж точно не стану позориться в этом! — Микаш отпихнул от себя чёрно-бурую шкуру и встал, нависнув над Хорхором угрожающей громадиной.
— Для моих соплеменников это была великая честь. Здесь не надо ничего уметь, духи сами покажут, — шаман обезоруживающе улыбнулся. — Знаете легенду о Небесном Повелителе и Белой Птице?
Микаш вопросительно глянул на меня. Легенды о Небесном Повелителе не дошли до наших дней. Первые книжники не успели их записать до того, как умерли помнившие их сказители. Я знала лишь, что младшим сыном Небесного Повелителя и Белой Птицы был сам Безликий.
Видя моё замешательство, Хорхор начал рассказывать:
— На заре времён, когда людей ещё не было, а боги свободно бродили по земле, жила Белая Птица, прекраснейшая из духов. Но Птица была горда. Кто бы ни сватался к ней, она всем отказывала.
Прослышал о её красоте сам Небесный Повелитель, высокий Тэнгри, сильнейший из первостихий. Только она была достойна стать его женой. Изловил он Птицу серебряным силком и посадил в золочёную клетку. Обольщал, угрожал, умолял принять его руку, но Птица не соглашалась. Отказывалась от подарков и еды, терпела неволю, пока не зачахла. Сжалился над ней Тэнгри, распахнул клетку и сказал: «Улетай, гордячка, чтоб духу твоего здесь не было! Всё сердце изгрызла!» Птица взмыла в небо и растворилась в облаках, ни разу не обернувшись.
Долго горевал о ней Тэнгри, но даже самые глубокие раны со временем затягиваются. Настал час войн. Спустился Тэнгри на землю, чтобы сразиться с полчищами демонов. Пять дней и шесть ночей рубился он с тварями, а после скрылся в пещере, чтобы восстановить силы.
Лечить его раны явилась юная дева. Столько ласки было в её прикосновениях и света в ясных очах, что Тэнгри пленился ею. Дева сказала: «Я буду с тобой этой ночью, если ты отпустишь меня с первыми лучами солнца и не спросишь ни о чём». Тэнгри согласился. Полной сладостной неги и трепета стала для них темнота. Наутро дева растворилась в тумане, а Тэнгри снова бросился в битву. Во время передышки дева опять явилась лечить его раны. Так они и встречались, на миг неуловимой летней ночи. Тэнгри не спрашивал, когда дева снова придёт и придёт ли, не знал даже её имени.
Однажды дева пропала. Шесть лун миновало, а от неё ни весточки. Затосковал Тэнгри и вернулся к себе во дворец. Ждал её, но искать не отваживался, помнил, как вышло с Птицей. Ещё одна луна истончилась, умерла и возродилась тонкорогим месяцем. Мрачным вечером сидел Тэнгри в зале с хрустальным куполом и пересчитывал стада звёздных овец на небосводе, когда в распахнутую дверь влетели голуби. «О, всеблагой Властитель небес, послала нас к тебе Белая Птица. Схватил её Чёрный Коршун-лиходей и унёс к себе в гнездо. Хочет он забрать вашего птенца и взрастить в нём ненависть тебе на погибель». Не понял слов голубей Тэнгри, но гордячку Птицу не бросил.