Страждущий веры

— Но он ведь «дворняга» без гроша в кармане. Как он станет властителем? Отец никогда не даст согласие…

— Я не знаю, я просто вижу. Мой совет тебе остаётся тем же: позволь ей жить своей жизнью и радуйся её счастью. Если ты её любишь, то сделаешь это.

Вейас опустил взгляд. Всё исполнялось как в видении в пещере Истины — оставалось только отдать простолюдину свои регалии и броситься на меч.

Зашуршало платье Эйтайни. Вейас метнулся за ней и прижал к стене. Пальцы вцепились в тонкую шею.

— Ты обязана мне помочь. Если бы не твои интриги, Лайсве бы не попалась Страннику и я бы не пошёл к ищейкам. Это из-за тебя он к нам привязался!

Эйтайни с натужными сипами глотала воздух. Вейас потянул меч из ножен. Прибить гадину? Почему нет? Законы гостеприимства на демонов не распространяются. Главное — потом выбраться из осиного улья.

— Пусти! — простонала ворожея, когда он ослабил хватку. — Чего ты хочешь?

— Зелье. Приворотное. Нет, лучше сонное. А может, быстродействующий яд? — придумывал Вейас на ходу. — Что-нибудь, что бы ослабило его до предела.

— Хорошо!

Вейас отпустил её и отошёл на шаг. Эйтайни пыталась отдышаться и тёрла шею.

Они заглянули в её покой. Ворожея закинула травы и снадобья в большой котёл, долго водила над ними руками и напевала заклинания на непонятном языке.

— Сонное зелье, — объяснила она, разливая пахнущее мятой варево по глиняным чашкам. — Выпивший проспит три дня и проснётся отдохнувшим и посвежевшим. Если надавить здесь, — она показала точку на шее Вейаса, — то он проснётся, но сможет только говорить и чуть-чуть двигать головой. Зелье безвредно. Отвечать за всё будешь ты. Это твой выбор.

— Я понимаю.

Вейас поставил на поднос три чашки и направился в гостевой зал.

Когда он вошёл, сестра дремала, укрывшись шкурами. Микаш поглядывал на неё из дальнего угла украдкой. Вейас закашлялся, Лайсве подняла голову и посмотрела на него.

— Эйтайни приготовила для нас чудо-зелье. Три дня — и усталость как рукой снимет.

Он протянул чашку Лайсве. Она села и принялась греть ладони о стенки, принюхиваясь к терпкому запаху трав.

— Выпей с нами! — нарочито добродушно махнул Вейас Микашу.

Тот нехотя встал и подошёл:

— Это крысиный яд?

— Трусишь? — с вызовом прищурившись, ответил Вейас.

Микаш взял чашку и выпил залпом. Поморщился — явно обжёгся. Не надо было глотать кипяток, дурила! Вернулся в свой угол и затих. Лайсве вертела чашку в руках, пригубливала чуток, ждала, пока остынет.

— Когда мы поедем домой? Скучаю по отцу, и по старому Жыху, и по строгому Матейасу, и даже по несносной Бежке. А нянюшка? Она, должно быть, слегла от беспокойства. Хоть бы у неё всё хорошо было, — убеждала Лайсве, но Вейас прекрасно видел, что она врёт.

Не хотелось ей в Ильзар вовсе. Девочек всегда забирают в дом мужа и заставляют забыть семью, род мужа становится их единственным родом. Муж отвечает за неё, судит и карает. Если она ему понравится, то станет хозяйкой в доме, если нет — виновата сама. Сумеречники — хорошие, никогда просто так жену не обидят. Конечно. Только вот ни один из знакомых Сумеречников хорошим не был. Йорден? Подлый трусливый шакалёнок. Петрас? Вероломный насильник. Сам Вейас ненамного лучше. Отец? Тот ещё лицемер. Прикрывался долгом, а на деле давал взятки и торговал сестрой. Остальные высокие лорды такие же.

Если бы Лайсве была наивной овечкой, глупой кокеткой или, наоборот, расчётливой стервой, её бы приняли, а так… Она слишком свободолюбива, слишком независима, слишком возвышенна для суетности и интриг. Мужчины таких боятся, не понимают. Только Петрас не испугался, уверенный, что сможет её сломать, и этот медведь, которому весь страх Странники откусили, и Вейас… потому что любовь к сестре сродни самой жизни, такая же естественная и правильная. Только не в глазах людей.

Говорят, любого мужчину умная женщина приручит и исправит. Смешно. Мужчину нельзя исправить. Он может только притвориться, как притворялся отец для лордов из ордена. Как притворяется медведь, чтобы одну последнюю улыбку заслужить, а в душе ярится так, что земля под ногами кипит. Как притворяется Вейас: отправился в опасное путешествие, спасал грязных бродяг, бросался в пасть жутким тварям, обнимал и целовал по-братски, когда хотелось совсем по-другому. Но силы притворяться когда-нибудь иссякнут, и все станут самими собой: трусливыми, грубыми, циничными и обозлёнными. А она останется прекрасным хрупким цветком на снегу. Что же ей, умереть из-за этого? Быть растоптанной? Да она заслуживает этого гораздо меньше, чем кто-либо! Она лучшее, что есть в мире!