Эйтайни сидела ко мне спиной и расчёсывала свои длинные волосы, даже не обернулась на шум.
— Ме-ме-ме! — прыгал демон и указывал на неё.
В проходе уже слышались шаги.
— Я не понимаю, чего ты хочешь!
— Ме!
Его глаза сверкали отчаяньем в зелёных сполохах кристалла. Он словно распрямлялся, становился выше, шерсть облазила, черты делались человечьими. Вейас!
— Отпусти меня! Она поможет, — разобрала я в его блеянии. — Мы ещё встретимся.
Я поверила ему единственному из всех. Сделала шаг. Из дыры в зал хлынули демоны. Это были не туаты. Разноглазые, как мой тёмный суженый, как брат Безликого в ледяной колонне, в голубых плащах с глубокими капюшонами, окаймлёнными золотой полосой. Вейас обратился в демона и ринулся на них. Но что мог сделать против шестерых один маленький демон? Они изрубили его на ошмётки мечами и двинулись на меня.
Я подбежала к Эйтайни и толкнула её в плечо.
— Сделай что-нибудь. Они убьют нас! — Она сидела неподвижно, как соломенная кукла. — Пожалуйста, я приму твою помощь и отпущу Вея.
Разноглазые уже замахивались мечами. Я готовилась к смерти. Эйтайни обернулась.
Синие глаза полыхнули яростью. Вспыхнула рыжим шерсть. На месте туаты стоял Огненный зверь.
— Помоги нам! — попросила я, падая на колени.
Он укрыл меня пламенем за мгновение до того, как свистнули мечи. Мы растворились в огне мирового пожара.
Микаш сидел под дверью в гостевой зал. Хотелось наплевать на предупреждение и войти, унять истерику Лайсве, словами ли, телепатией — не важно. Хоть опорожнить весь резерв, лишь бы не ждать безучастно, когда ей так плохо!
Из темноты коридора показалась Эйтайни с чашкой пахнущего дурманом зелья. Микаш поднялся:
— Что с ней? Прорыв способностей? В наших книгах почти не пишут про женский дар.
— Она слишком многое пережила. Разлука с братом стала последней каплей, — Эйтайни повела плечами в задумчивости. — Вам лучше побыть порознь. Она очень остро реагирует на твою мужскую суть.
— Но ведь я ничего ей не сделал!
— Какая разница? Достаточно просто быть рядом, бередить случайными словами, взглядами, жестами, мимолетными прикосновениями. Ты будишь в ней женщину, а она этого боится и сопротивляется изо всех сил. Дай ей время. Это единственное, чем ты сейчас поможешь. Она либо примет себя, либо погибнет.
— Нет!
— Позволь ей решать самой. Неволей ты её сломаешь, ты же не хочешь этого?
Эйтайни зашла в зал. Микаш снова опустился на пол. Крики бичом нахлёстывали по ушам, сдавливали голову тисками. Терпеть. Терпеть! Он сильный, он справится!
Ворожея вернулась с пустой чашкой:
— Идём, я и тебя подлатаю. Тебе ведь досталось от обоих.
Лайсве затихла. Только поэтому Микаш позволил себя увести.
Запахло дурманом. Ко рту поднесли чашку. Горло пересохло и слиплось. Я жадно глотала тёплый травяной отвар и попыталась открыть глаза, но тело сковала такая слабость, что даже малость вызывала боль. Я сдавленно закряхтела.
— Пей ещё, вот так, хорошо, — приговаривала Эйтайни.
Отвар то вливался в рот тонкой струёй, то переставал, позволяя сглотнуть. Веки удалось распахнуть. Притушенный зелёный свет кристаллов не утомлял и не резал глаза. Рядом была только ворожея. Хорошо.
— Заставила же ты нас поволноваться. Два дня в лихорадке билась. — Эйтайни убирала с моего лба свалявшиеся в сосульки волосы.
— Вей… ушёл, — выдавила я.
Эйтайни отвела взгляд.
— Я его отпустила.
Накатило осознание. Эта разлука если не навсегда, то очень надолго. Мне придётся жить без него.
— Всё будет хорошо. Отлежишься пару дней и станешь как новая, — успокаивала ворожея. Я закрыла глаза, не в силах смотреть. — Мне тоже было больно, когда отец ушёл. Если бы не Асгрим и не ответственность перед племенем, не знаю, как бы я справилась. Но я верю, что однажды мы встретимся с ним на той стороне леса, и я смогу попросить у него прощения.
— Я надеюсь, мы с Веем встретимся раньше, на этом берегу, а не на том.
Я провалилась в глубокий сон без сновидений. Когда проснулась, стало намного легче. Служанки накормили протёртой похлёбкой из кисловато-горьких трав, заставили выпить несколько чашек отвара с мёдом. Позже заглянул Асгрим и предложил походить по залу, опершись на его плечо, вспоминал, как повредил спину во время смерча. Но моя рана была другой. Как будто крылья отрезали, лишили зрения, слуха и обоняния — всех чувств, а заодно и разума. Апатия съедала все порывы. Если бы туаты не дёргали меня по мелким надобностям, я бы молила костянокрылых Жнецов забрать меня.
Микаша переселили в другой зал и не пускали ко мне. Я не хотела ему зла. Пускай отдыхает и набирается сил, сколько ему надо. Совестно, что я его ударила, зная, что он не ответит, вымещала на нём свою боль. Это неправильно, просто… Пускай он исполнит обещание и оставит меня в покое, чтобы больше не вспоминать никогда!
Через несколько дней я почти выздоровела, храбрилась, хотя на душе было пусто.
— Что мне делать? — спросила я у Эйтайни, когда она поила меня отваром.
— Откуда тёмной дочери лесов знать о замыслах небесных духов? Тебя ведёт более мудрая воля.