— Если я тебя убью, ты не удивляйся, и не спрашивай, за что, ладно? — голос Снегиря звучал настолько глухо что ему самому показалось, что он шепчет. Тут одна из пуль, выпущенных охранником впилась в пульт управления рядом с Грубером. — А, черт, эти тварюшки же теперь тебя не защищают. Вот это попадос.
Грубер присел и осторожно осмотрелся, отметив, что к помосту быстро бежит какой-то топтун. Сплюнув, он поднял руки, еще раз осмотревшись и отметив, что весь пол и люди и зомбаки залиты кровью. Конечно кровь — это не вода, но тоже сойдет, решил он, сосредоточившись.
— Снегирь, не высовывайся, — процедил он сквозь зубы и вскинул руки вверх.
Наверное, со стороны это выглядело красиво: множественные молнии, бьющие откуда-то с потолка, которые неизменно находили себе цель. Им было неважно иммунный это или измененный. Кровь оказалась не самым плохим проводником. Отовсюду слышались визги, стоны, сильно и удушающе воняло горелой плотью, и этот запах перебивал даже запах потрохов, который, как казалось Снегирю, он никогда уже не забудет.
Все закончилось внезапно. Просто наступила звенящая тишина и значительно потемнело после ослепительных вспышек, которые еще секунду назад били по глазам отовсюду.
Снегирь продолжал стоять на коленях, когда тяжелое тело Грубера начало заваливаться прямо на него, а из глубины зала прозвучал голос Зины.
— Эй, Снегирь, вы там живы?
Глава 21
— Эх, грехи наши тяжкие, — Михалыч сидел за рулем своего разваливающегося грузовичка и смотрел, как из туннеля, ведущего к стабу «Подземный», выезжает колонна различных автомобилей, чаще грузовых, или некоего подобия военизированных. Люди покидали стаб, который пусть и не слишком продолжительное время, но был их домом, потому что он потерял свое главное предназначение — он перестал быть хоть относительно безопасным.
Кошка, сидящая на соседнем сиденье, напряженно смотрела в окно, словно ждала кого-то, но пока не видела.
Рядом остановился газик, но не такой потрепанный как тот, в котором сидел Михалыч, а с усиленным каркасом и металлическими щитками защиты.
— Здорово, — водитель газика кивнул Михалычу и посмотрел в боковое зеркало, поморщившись, видя поток беженцев.
— Здоровее видали, — буркнул кваз. — Как вы умудрились это допустить, а? Советники сраные. Просрали шикарное место, чтоб вас всех.
— На станции прорыв произошел. В левом крыле. Ты же знаешь, что это крыло закрыто от всех. Мы до сих пор не знаем, что там главный делал. Да и охрана его, хоть и называлась охраной совета, но нас туда не пускала.
— Скажи прямо, вы не хотели знать, что там творится, пока идет электричество. Пусть там даже людей в жертвы на алтарях под нож пускали во имя Ктулху, — Михалыч поморщился.
— Можно подумать, ты святой, — водитель вздохнул. — Ты про Онегина не знаешь? Он давно вернуться должен был.
— Что племянничка потерял? — Михалыч протянул руку и погладил кошку. — Ты его, Костыль, давно потерял. Как только художества его прикрывать начал. Слишком многим он успел в кашу плюнуть. Прикопали его где-нибудь потихоньку, так что, лучше не ищи, все равно не найдешь. Да и меток иуды не увидишь, несмотря на то, что ментат ты знатный. Те, кто твоего племянничка, скорее всего, порешил, в своем праве были. А Онегин всегда гниловатый был, еще когда только приехал к тебе, а тут из него дерьмо практически сразу полезло.
— Злой ты, Михалыч, — снова вздохнул бывший член совета по прозвищу Костыль.
— Мир такой, добрые долго не живут.
— Это точно, — Костыль завел машину. — И все-таки я не пойму, что пошло не так?
— Да кто ж теперь разберет-то? Что-то пошло. Главного-то не видели?
— Нет, — Костыль покачал головой. — Как только тревога завыла, нас отрезало от левого крыла. Там какая-то система защиты стоит, вроде нолдовская, не взломать ее никак. Так что, если и остался там кто в живых, даже не знаю, как вырываться будет. Слишком уж организованные твари были, по крайней мере те, которые нам попались, когда мы на выручку бежали. Словно вел их кто-то. Так что там точно элитник был, да еще и тот, который может своими тупыми миньонами как куклами в кукольном театре двигать. В общем, без шансов. — Костыль постоял еще с минуту, а затем дернул рычаг переключения скоростей. — Ну, бывай, Михалыч, звезды правильно сойдутся, так встретимся еще.
Кваз только рукой махнул. Он понимал, что если совет и был виновен в творящемся в последний месяц беспределе, то лишь косвенно, но осадочек все равно остался.